Взрыв ослепил капитана. Когда дым рассеялся, от его отряда
осталось трое раненых и горящие обломки телеграфного столба.
***
Рамзай слушал доклады, которые звучали как сводки с поля
боя:
— Арсенал захвачен...
— Мосты через Вислу заминированы...
— Польские жандармы перешли на сторону мятежников...
Генерал подошел к окну. Город горел в десятке мест. Особенно
яркое зарево было там, где располагались продовольственные
склады.
— Ваше превосходительство, — вошел перепачканный сажей адъютант,
— мы перехватили курьера. У него... вот это.
На столе легла прокламация: «Польша восстает. Все русские
солдаты, сложившие оружие, будут отпущены с миром». Подпись:
«Национальное правительство».
Рамзай рассмеялся, смехом, от которого у адъютанта побежали
мурашки по спине:
— Мир? Они окружили нас как волки овец и говорят о мире?
***
В подвалах костела собралось человек двадцать — студенты,
ремесленники, несколько женщин в трауре. Все вооружены. В центре —
молодой человек с горящими глазами, известный только по фамилии —
Вержбицкий.
— Русские заперты в трех районах, — он тыкал пальцем в
самодельную карту, — но у них есть артиллерия у Замковой
площади.
— Мы достанем пушки, — хрипло сказал седой кузнец, показывая
связку гранат.
Женщина в черном, бывшая гувернантка русского генерала,
разложила на алтаре бумаги:
— Вот расписание смен караулов. Вот планы казарм.
Где-то наверху зазвонили колокола — не к обедне, а тревожно,
набатом. Все замерли.
— Они идут, — прошептал Вержбицкий.
***
Рота капитана Лихачева отступала к Замковой площади,
отстреливаясь от невидимого врага. Солдаты спотыкались о баррикады
из перевернутых телег и мебели. Каждые пятьдесят метров кого-то
подстреливали.
— Ваше благородие, — закричал молодой солдат, — они стреляют из
наших же ружей!
Лихачев понял это сразу — характерный свист пуль Минье был
знаком.
«Предатели в арсенале», — мелькнула мысль.
Вдруг из подворотни выскочил мальчишка лет десяти и швырнул
что-то. Капитан инстинктивно закрыл лицо руками. Взрывом ему
оторвало три пальца.
— Гадина! — закричал солдат и выстрелил в ребенка.
Мальчик упал, но за ним из всех окон, из всех подворотен хлынул
огонь. Последнее, что увидел Лихачев — женщину на балконе,
заряжающую карабин. На ней было голубое платье, как на балу...
***
Первые лучи солнца осветили страшную картину. Весь центр Варшавы
был в баррикадах. Над ратушей развевалось бело-красное знамя.
Где-то у реки еще шла перестрелка, но русские гарнизоны были
окружены в трех котлах.