***
Первые лучи солнца, кроваво-красные сквозь дым пожарищ,
скользнули по позолоченным куполам Айя-Софии, превращая древний
храм в гигантский светильник. Маскальков стоял на разбитой
пристани, его сапоги утопали в смеси пепла и морской пены. За
спиной слышались торопливые шаги — бойцы грузились в шлюпки,
оглядываясь на пылающий город.
— На шлюпки! Живо! — голос полковника Москалькова звучал хрипло
— от копоти першило в горле.
Где-то в квартале Фенер раздалась пулеметная очередь — зуавы
спешили зачистить порт от русского десанта. Их странные, пестрые
силуэты мелькали среди руин, как призраки.
Полковник не двигался. Его глаза, воспаленные от дыма, были
прикованы к силуэту Айя-Софии. Ветер донес обрывки турецких команд,
звон сабель, истеричный плач женщин.
— Еще немного и мы бы его взяли... — пробормотал Москальков,
вытирая испачканное сажей лицо. Его мундир был прожжен в нескольких
местах, левая рука перевязана окровавленным платком.
Полковник медленно повернул голову. Взгляд его скользнул по
разрушенной набережной, где среди обломков валялись тела — и
русских солдат, и турок. Особенно много было башибузуков — их
пестрые шаровары выглядели нелепо на фоне общей разрухи.
— Да. Но не сегодня, — прошептал он, сжимая кулаки. Ногти
впились в ладони, но этой боли он не чувствовал.
Сзади раздался плеск весел — первая шлюпка отчалила. Капитан
Остервен командовал отходом, размахивая саблей и по привычке
срываясь на немецкий. Его голос, с характерным акцентом, перекрывал
грохот продолжающихся взрывов:
— Schneller! Schneller! Вторая шлюпка — грузим раненых!
Полковник наконец оторвал взгляд от города. Добраться до Топкапы
не удалось, и все же его люди выполнили задачу — ослабили врага,
посеяли страх. Порт горел, арсеналы уничтожены, телеграфные линии
перерезаны. Но цена...
— Николай остался здесь... Капитан Львов, — сказал он вслух, и
слова повисли в воздухе, горькие как дым.
Остервен молча кивнул. Сами они не видели, как их товарища
подвесили на крюк у угольных складов, как облили нефтью, но...
Маскальков смахнул невольную слезу, но картина этой посмертной
пытки все еще стояла у него перед глазами.
— Мы вернемся за всеми ними, — его голос внезапно обрел стальную
твердость. — И за местью.
Последняя шлюпка ждала у причала. Елисей уже сидел на шлюпке,
его лицо было бледным. Только сейчас полковник заметил, что лихой
казак ранен и, несмотря на перевязку, бледен от потери крови.
Маскальков спустился в шлюпку.