Я вышел из дома, запоминая адрес, чтобы даже если заблужусь,
вернуться, спросив дорогу. Неспешная прогулка привела меня на
набережную Волги, чтобы пройтись под солнечными лучами вдоль
реки.
И сразу вспомнилась песня:
«Издалека долго течёт река Волга,
Течёт река Волга, конца и края нет…»
Воздух был тёплым, с лёгкой горчинкой мазута, доносившегося от
причаливающих теплоходов. Где-то вдалеке гудел гудок «Ракеты» —
саратовского метеора, рассекающего воду до Энгельса. Я шёл мимо
рыбаков с удочками, наблюдая за кружащими над водой чайками, так и
норовящими поживиться из вёдер случайно уснувших мужичков. Как
говорится, дай человеку рыбу — и он будет сыт один день, дай
человеку удочку — и он накормит и чаек, и комаров, и в некоторых
регионах России ещё и клещей.
Волга здесь была широкая, спокойная, почти бесцветная под ясным
небом. Я остановился у парапета, глядя, как волны лениво лижут
ржавые сваи пристани. Отсюда, с набережной, весь город казался
каким-то ненастоящим — плоским, как открытка: серые пятиэтажки,
фабричные трубы на горизонте.
Повернув обратно в сторону центра, я наткнулся на афишу,
приклеенную на круглую информационную тумбу.
«ЦИРК! Гастроли народного артиста СССР ОЛЕГА ПОПОВА!»
Я ухмыльнулся. Ну конечно — «Солнечный клоун» самолично
пожаловал в Саратов. На афише он был изображён в забавном образе:
полосатая кофта, рыжий парик и трогательная, чуть растерянная
улыбка. Внизу мелким шрифтом: «Выступление. Начало в 19:00».
Рядом с афишей стояла старушка с тележкой, торгующая
семечками.
— Он, говорят, в гостинице «Волга» остановился, — буркнула она,
заметив мой интерес. — Вчера артистов всех видели — в ресторан
ходили.
— Билеты ещё есть? — спросил я.
— Да кто ж их знает… С утра очередь.
Я сунул руку в карманы, проверяя наличие денег. А почему бы и
нет?
Цирк имени Никитиных был в двух шагах — массивное, чуть
обветшалое здание под зелёным куполом. У входа уже толпился народ:
матери с детьми, парочки, старики в потрёпанных шляпах. Кассирша,
накрашенная, как клоунесса, лениво пробивала билеты. И, отстояв
огромную очередь, я услышал привычное для этого времени:
— На сегодня всё, — сказала она, не глядя на длинную стоящую за
мной вереницу людей. — Завтра к десяти приходите.
— Женщина, а нельзя было заранее сказать, чтобы больше не
занимали? Час стояли, чтобы это услышать! — спросил её я.