Тиит поймал в руку вернувшегося жука
и сообщил:
— Принимаю скафандр. Кстати,
сейчас скину вам картинку, над замком клубится дым.
— Тебе не сложно вести
скафандр?
— Абсолютно. Нас так учили
выводить раненых.
Извозчик получил щедрое
вознаграждение и не стал удивляться, что из повозки вышли аж четыре
богатыря-монаха. Может, один подсел, когда возница дремал на
облучке. Он тронулся в город, разобрали коней, и Родригес объявил о
выдвижении на Сан-Себастьян.
— Туда же в другие
ворота, — заметил посол. — Нам левее.
— Сбиваем со следа.
— Кто наш пятый
спутник?
— Тебе пока лучше об этом не
знать, — ответил министр, раздражаясь.
Когда удалились на достаточное
расстояние, он обернулся. Дым от пожара был виден безо всяких
беспилотников. Дворцу было уготовано сгореть лишь в 1734 году.
Будем считать, что мы спасли произведения искусства, которые
испанцы стащили бы сюда за оставшиеся шестьдесят пять лет, оправдал
себя Родригес.
На первом привале тем же инъектором,
что усыпляли возницу, вырубили любопытного посла. Надели скафандр
на него, запрограммировав аптечку на поддержание бессознательного
состояния, как при тяжелых травмах от болевого шока. Посол в скафе
весил около полутора центнеров, можно посочувствовать его лошадям.
Но у них было десять четвероногих, даже больше, чем одвуконь, что
значит с подменной лошадью. Как Олег ненавидел эти конные гонки,
почему-то вспомнил Родригес и загрустил.
На четвертый день нагнали карету.
Изумлению графа не было предела. Министр торжественно изъял
секретный пакет и сжег, обстоятельства изменились. Группа
перестроилась в обычный вид — вельможа и сопровождение. Когда через
девять дней увидели водную гладь, в порту Сан-Себастьяна их уже
ждал французский корабль. Выведенный в море паровым буксиром с
машиной завода ван Наагена, он взял курс на Гавр.
Тиит и Петренко, опасаясь, что
система жизнеобеспечения скафа на пределе, аккуратно извлекли
Франческо, одели и привели в чувство.
— Ужин, господин
посол.
— Где я? — изумился тот,
чувствуя легкое покачивание судна.
— На корабле, господин посол.
Вам по-прежнему плохо?
— Здравствуйте, посол, —
приветствовал его Родригес за ужином. — Вам лучше?
Выбитый из колеи Франческо скривил
благодарную улыбку и, по возможности, быстрее ретировался в каюту.
Он понял, что был серьезно болен, и ему только сейчас полегчало. Он
подумал, что болезнь — наказание за участие в заговоре против
испанцев, а выздоровление означает прощение, и успокоился. Граф
помнил странного монаха на коне и никак не связал его с послом, но
эта поездка его научила, чем меньше он лезет в чужие дела, тем
лучше идут его собственные. Драгуны вообще не привыкли задавать
вопросов.