В пять лет меня перевели в мужскую
часть. Странный, конечно, обычай. А ведь поначалу я даже не
понимал, что происходит. До этого одни женщины были вокруг. Считай,
кроме бородатого отца из мужчин никто и не заходил. Но потом вдруг
всё резко оборвалось. Даже как-то не по себе стало. Женщины, считай
всё время обнимали и целовали. Девушки умилялись, когда я их по
попе шлёпал и мне было приятно, хоть и ребёнок. И вдруг ласки
прекратились. С другой стороны, в Теремном дворце, куда меня
переселили, весь верхний этаж достался мне лично, что тоже неплохо.
Ответственным за воспитание и обучение или, как говорили на местный
манер «бережения и научения» мне назначили дядьку Бориса Ивановича
Морозова. Товарищем (помощником) ему стал родственник мамы, Василий
Иванович Стрешнев. Обоим сразу же были пожалованы новые чины:
Морозов из стольников (придворный, прислуживавший князьям и царям
за столом во время торжественных трапез, а также сопровождавший их
в поездках) сразу в бояре (представитель высшего сословия знати),
Стрешнев — в окольничие (второй после боярина чин и должность).
Такой скачок в карьере Морозова был не удивителен. До этого он
служил у батюшки спальником (придворный чин, слуга, состоявший при
государе для личных услуг) и выполнял множество разнообразных
поручений. Для обучения грамоте был приглашён дьяк (государственный
служащий, начальник органа управления или младший чин в Боярской
думе) Василий Сергеевич Прокофьев, а письму — подъячий Посольского
приказа Григорий Васильевич Львов. Для уроков пения были приглашены
дьяки Лука Иванов, Иван Семенов, Михаил Осипов, Николай
Вяземский.
Собственно учёба началась с чтения.
Это дело усвоил ко всеобщему удивлению крайне быстро. Всё-таки
современный русский язык является продолжением древнего. А вот
затем пришлось напрячься. Мы перешли к толковой грамоте, в которой
изречения Христа и толкования о вере располагались в алфавитной
последовательности. Меня напрягала дурацкая методика занятий, на
которых обучали вслух и нараспев. Тогда я ещё подумал, что это на
какой-то рэп похоже. Так заучивались Псалтырь и Апостол. После
чтения следовало письмо. Потом перешли к знакомству с нотной
богословской книгой - Октоихом и сразу за этим к песнопениям
Страстной седмицы. В результате уже скоро я пел по крюкам стихиры и
каноны (исполнение песнопений не по современным нотам, а
древнерусским знамёнам).