Жизнь не сводится к одному обучению.
Меня окружали не только воспитатели и учителя, но и ровесники.
Набранные для совместных игр и забав, они взрослели вместе со мной.
Я же формировал себе будущую команду, в которой прежде всего, стали
выделяться Ф.М. Ртищев и князь Ю.А. Долгорукий. В первую очередь я
старался сближаться с ребятами из не слишком знатных семейств.
Нужны были люди, преданные мне лично, а не те, кто будет продвигать
интересы мутных группировок. С ребятами забавлялись спортивными
играми, упражнялись в военном деле, катались на лошадках. Очень
скоро наши комнаты оказались заполнены самым разнообразным оружием.
Кое-что дворцу пришлось изготавливать или массово закупать.
«Потехи» царевича часто ломали голову окружающим. То я требовал
сукна для изготовления образцов формы, то просил географических
карт, то выписывал музыкальные инструменты. Папа тоже принимал
участие в воспитании, правда, понимал его по-своему. Он был большим
любителем охоты и всем, что с ней связано, поэтому тащил меня на
неё постоянно. Особенно же отец любил смотреть на борьбу человека с
медведем. Звери драли молодцев, отрывали им части тел, но Михаила
Фёдоровича подобное зрелище лишь распаляло. Не участвовать в охоте
было невозможно, но поскольку убивать животных на потеху у меня не
было никакого желания, то я сделал обманный ход и занялся птицами.
Соколы охотились вместо меня и устраивали настоящие представления.
Этот интерес был слегка необычен, поскольку всегда рассматривался
как нечто побочное, но всё же укладывался в общую картину
восприятия окружающих.
По достижении четырнадцатого года
жизни меня предъявили народу на Соборной площади прямо перед
злополучным Архангельским собором, что ознаменовало новый этап
жизненного пути. Эта церемония объявления имела дальнейшие
последствия. После неё я был допущен к публичному участию в приёмах
послов и государственных делах. Отец торопился с моим показом,
опасаясь появления самозванцев. Михаил Фёдорович от такого
покушения на престол сильно страдал, да и сама страна с трудом
отходила от Смутного времени. Несмотря на то, что уже прошло два
десятка лет, города и села до сих пор не полностью восстановились.
К тому же по Столбовскому миру со Швецией Русское государство
потеряло выход к Балтийскому морю, а по Деулинскому перемирию с
Речью Посполитой были уступлены Смоленская, Черниговская и
Северские земли. Попытка отца вернуть отобранные Польшей земли
закончилась безрезультатно. Папенька особенно сильно переживал
потерю Смоленска. С его утратой страна сталкивалась с реальной
опасностью своих центральных уездов и самой столицы. На юге тоже
было не всё гладко. Крымские татары регулярно грабили русские
земли, уводя в рабство тысячи людей. Неудивительно, что при
постоянной внешней угрозе и практически пустой казне, центральная
власть была крайне шаткой. Боярская дума часто диктовала нужные ей
решения, а претенденты на трон, несмотря на завершение Смуты,
появлялись и поныне. В головах людей прочно засела мысль о
возможности поставить самим «хорошего царя». Поначалу я думал, что
здесь царь принимает решения как хочет и никто ему не указ. Но и
тут всё оказалось иначе. Выяснилось, что власть государя держится в
тесной связи с определёнными группировками бояр. При желании можно
было продвинуть свою кандидатуру или по-тихому отравить неудобную.
К тому же помимо царевича, явным претендентом на престол становился
датский принц Вальдемар. Он жил во дворце в качестве вероятного
жениха моей старшей сестры Ирины Михайловны. Часть боярских кругов
рассматривала Вальдемара как прекрасную возможность поправить своё
шаткое положение. К сожалению, под их влияние попал и отец, который
после навалившихся проблем и опасностей ослабел и пал духом.
Осталось лишь уговорить датского принца принять православие, и Русь
окончательно могла пойти потерять свою независимость.