Скрыв курьерскую сумку и письмо – я, считай, уже повернул
историю в другое русло. Пока нарочных хватятся в Питере, да пошлют
новых, да те заново доскачут сюда… Это месяца два пройдет. А то и
поболее. За это время армия уйдет далеко на юг, в степи. Пойди ее
найди – тут все мигом зарастает травой. Особенно по весне. Выходит,
что минимум – бухарский поход состоится. Ну а максимум… То, как
двадцать тысяч человек могут перейти через памирские перевалы, мне
представлялось с трудом. Ну да только взятие Бухары и Хивы уже
будет огромным делом. Сколько вреда причинили кочевники под рукой
этих государств нашей стране… Не передать.
Отдавать письмо или не отдавать? Я никак не мог найти
правильного ответа и уже корил себя за то, что возомнил себя чуть
ли не творцом мировой истории. А бумага за пазухой словна жгла
грудь, не давала покоя… В голове бился самый важный вопрос русской
литературы: “тварь я дрожащая или право имею?”. Если я попал в
прошлое со всем послезнанием… То наверное, не просто так? Значит, я
Игрок. Могу менять эту реальность в нужную сторону. Или не
могу?
— Готово, Вашбродь! – вернул меня в степь голос Мусы.
Я тряхнул головой, освобождаясь от рефлексий, оценил работу,
проделанную казаками. Могила для фельдъегеря была отрыта отдельно,
он уложен в яму, руки скрещены на груди.
— Зови всех!
Пока татарин выкликал казаков, стоял у открытой могилы и
мысленно просил прощения у служивого. Он исполнил свой долг до
конца, можно сказать, подвиг совершил, добравшись так быстро до
войска по весенней распутице, рискуя жизнью, переправляясь через
вскрывшуюся ото льда Волгу, а я, как возомнил себя “Игроком”, вот
возьму и не исполню его последнюю просьбу. Грех.
— Господин хорунжий! – обратился ко мне самый старый из казаков,
из ветеранов, седой уже, с серебряной медалью «За отменную
храбрость при взятии Измаила».
Такого бывалого воина нелишне и послушать.
— Есть что предложить, старинушка?
Казак одобрительно крякнул от уважительного вопроса.
— Урядник Никита Козин, из сотни Багаевской станицы, –
представился он по всей форме. – Не стоит, вашбродь, над могилой ни
холма земляного возводить, ни камней набрасывать, ни креста
ставить. Разроют татары, осквернят.
Я хлопнул себя по лбу, вспомнив старый обычай Кавказской войны,
вычитанный у Лермонтова.