Индийский поход. Хорунжий - страница 25
Мы вышли. Я наконец-то вздохнул полной грудью.
— Вот что, Петр, Василя сын, – сказал Платов, понизив голос. – Приглянулся ты мне. Резвый. Да и с отцом твоим в свое время воевали... Кашеварили, бывало, вместе.
— Господин генерал-майор...
— Не перебивай. Слышал, что там эта ученая голова наболтала? Истинную правду говорит. Уже поспрашивали купцов. Сказывают – степь перед Аралом злая. А нам туда переть. И ведь верно – до Кунграда дойдем, а там стенка. А сил уже нет. Вот что я решил. Тебя пошлю вперед. С ученой головой этой. Парень ты шустрый и глазастый – это я с первого взгляды понял. И решительный. Такой мне сейчас и нужен, а не немогузнайка.
Я чуть не поперхнулся воздухом. С Волковым? В степь?
— Ваше превосходительство!
— Не боись. Плановщиком тебя сделаю, то бишь, квартирмистером (4). Забирай казаков, с которыми приехал, возьми этого Волкова, проводников толковых из каравана и давайте к Синему морю, Арал-Тенгизу то бишь. С заданием – трассировку пути армии сделать. Будете идти, колодцы описывать, их дебет замерять, пригодность для большого войска определять. Опасности отмечать – где засада может быть, где пески зыбучие. Искать лучшие места для переправ через реки, ежели попадутся. Все донесения мне лично, фурьерами сразу.
Он замолчал, глядя куда-то в темноту.
— Разведку полковую, конечно, тоже вышлю, но... – он повернулся ко мне. – Но главная надежда – это ты, Петро. А точнее – ученая голова Волкова. Он ведь все замеряет, все запишет, в астролябию свою поглядев. Нам нужна точность. Чтобы мы знали, где ждать воду, сколько ее там. Где можно стать лагерем, где нельзя. Каждая мелочь важна.
Он хлопнул меня по плечу.
— Полковнику твоему, Емельяну Никитичу, я сам сообщу. Снаряжайся.
(1) Барантщик – угонщик скота, член отряда, отправившегося в набег за барантой, то есть, за скотом-добычей. Казацкое выражение “слаще нет баранты” означает варево из отбитого у неприятеля скота.
(2) Односумы – однополчане.
(3) Закубанский поход 1783 года Суворова покончил с Ногайской ордой.
(4) “Плановщиком” атаман Платов всегда называл квартирмейстера, коего у казаков называли “квартирмистером” или сокращенно “квартирмистом”.
(вот, что имели к 1796 г. и на что ругался Волков)
Ночью я сжег мосты. Не фигурально выражаясь, а в прямом смысле: думал-думал, ворочаясь на кошме, закутавшись в бурку, изводя себя мыслями, доводами и контрдоводами – и в конце концов, встал, подошел к прогоревшему костру и сжег в нем письмо, которое мне случайно досталось от фельдъегеря. Мог сразу отдать его полковнику Астахову. Мог вчера, раскаявшись, поведать о нем генералам – на колени бухнуться на ковры в кибитке, склонить повинную голову, но выполнить последнюю волю царева гонца… И все! Обсуждения, как степь с пустыней побороть, свернуты, генералы вздохнули с облегчением и тут же начали бы судить-рядить, как домой будут возвращаться, где переправы через Волгу искать. Можно было так все обставить, что меня бы не стали ругать, а, наоборот, похвалили бы.