—
Английские жены, по крайней мере, не так разорительны, как
французские актрисы, — лениво протянул безусый юноша, разглядывая
пузырьки в своем бокале. — Месье де Вальмон подарил мадемуазель
Фифи из театра Корша карету. Она проездила на ней неделю и заявила,
что рессоры слишком жесткие для ее нежной натуры. Теперь он
заказывает ей новую!
—
Фифи! — фыркнул Оболенский. — Господа, это же дурной тон. Ее
прелести уже давно не стоят такого внимания. Вот Полина из
цыганского хора… Она вчера так пела «Очи черные», что я едва не
подарил ей свою тверскую деревеньку. Вовремя удержался, да и то
лишь вспомнив, что она уже заложена!
Они
расхохотались. Я сидел молча, попивая вино, и чувствовал себя
антропологом, изучающим повадки экзотического племени. Эти люди,
владевшие состояниями и громкими именами, жили в мире, где главной
проблемой были жесткие рессоры кареты и заложенное имение. Прям как
в 21 веке — стоит выпить в мужском кругу, как начинаются разговоры:
тачки, бабы, гонки, понты…
— А
вы, господин Тарановский, не находите, что женщины — самое
невыгодное вложение капитала? — вдруг повернулся ко мне
Оболенский.
Я
сделал небольшой глоток, выигрывая время, чтобы придумать
остроумный ответ.
—
Отчего же, князь. Красивая женщина рядом — это прекрасная
инвестиция в собственную репутацию. Проблема лишь в том, что
дивиденды с этого капитала очень трудно закрепить за собой — не
успеешь отвернуться, и вуаля, их уже получает кто-то
другой!
Мой
ответ вызвал новый взрыв хохота. Что ж, похоже, меня приняли за
своего. Но, слушая их беззаботную болтовню, я думал о Кокореве. Вот
он настоящий хищник этого мира, а не эти позолоченные птенцы. И
разговор с ним потребует совсем других аргументов, нежели остроты о
женщинах и лошадях.
—
Да, делать такое вложение — все равно что ставить на дохлую лошадь!
— неожиданно серьезно произнес молодой человек в штатском. — Стоит
вам, господа, задуматься об ином приложении ваших средств. Иначе
вы, господа, пожалуй, что и в прах разоритесь!
—
Эх, Савва Иванович, все вы, купцы, о пользе да о барышах, —
добродушно проворчал Оболенский. — Нет в вас должного
аристократического легкомыслия! Вот мы с поручиком вчера проиграли
в карты столько, что можно было бы построить версту твоей
«чугунки». И что? Душа поет!
—
Душа поет, а в кармане пусто, князь, — усмехнулся Савва. — А у меня
наоборот. В кармане полно, а душа просит чего-то… этакого. Недавно
был в Италии, — повернувшись ко мне, доверительно произнес он. —
Воочию увидел их картины, статуи… Вот где настоящая жизнь, а не эта
суета. Мечтаю когда-нибудь построить в Москве такой театр, чтобы
все ахнули. С настоящей итальянской оперой, с лучшими
художниками…