Часовщик извлек из бархатного ложа тяжелые золотые
часы с массивной крышкой.
—
Английский «Арнольд». Первоклассный хронометр, такие поставляют на
флот ее величества. Они не боятся ни качки, ни жары, ни холода. Это
не просто часы, это заявление, что их владелец ценит точность и
надежность превыше дешевого блеска!
— А
вот, — он достал другие, более изящные, с открытым циферблатом, на
котором виднелись синие вороненые винтики, — «Ланге» из Дрездена.
Немецкая работа. Каждый винтик отполирован вручную. Порядок и
аккуратность!
Я
выбрал английский хронометр. Он был тяжел, надежен и абсолютно
лишен всякого показного блеска. Он был похож на меня самого —
функциональный механизм в сдержанном корпусе.
—
Моня, и расскажи этому господину, как правильно пользоваться этой
игрушкой, — попросил под конец Шнеерсон, — а то мы, знаешь ли,
последние пару лет больше общались с медведями, чем с
аристократами!
—
Со всем нашим удовольствием! — охотно откликнулся Моисей
Соломонович. — Итак, господа: часы носят на цепочке, и не просто
так, а в специальном кармашке жилета. Доставать их надо не каждую
минуту, чтобы посмотреть, не пора ли обедать: это моветон. Нет,
господа: часы достают неспешно, как бы между прочим, открывают
крышку щелчком большого пальца… вот так… и смотрят на время с таким
видом, будто от этого зависит судьба Европы.
И
Моня продемонстрировал, как это примерно
выглядит.
—
Цепочка тоже важна, — продолжил он. — Крупное, массивное плетение —
для купца. Тонкое, изящное — для аристократа. И никаких лишних
брелоков! Это категорический моветон! Максимум — ключ для завода.
Все остальное — безвкусица!
Выйдя из лавки, я чувствовал себя так, словно
прошел интенсивный курс по выживанию в высшем свете. Цилиндр,
перчатки, часы… Но, увы, здесь это не просто аксессуары, это
пароль, система опознавания «свой-чужой», и чтобы сойти за
«своего», нужно было сначала в совершенстве овладеть этими
бессмысленными, на первый взгляд, ритуалами.
***
Утром следующего дня мальчик-коридорный подал на
подносе телеграмму. Короткий, отпечатанный на узкой ленте текст был
сух и деловит, как выстрел:
«ВЫЕХАЛ ТЧК БУДУ ЧЕРЕЗ ДВА ДНЯ ТЧК
КОКОРЕВ».
Я
отпустил мальчика, бросив ему медный пятак, и остался один на один
с этой бумажной полоской. Итак, Кокорев, Левиафан московского
купечества, финансовая глыба, которую я собирался сдвинуть с места
и направить в нужное мне русло, завтра будет
здесь.