— Будешь-будешь, — хмыкнула коменда
Шульгину. — Я тебе китайцев подселю в комнату, мигом освоишься.
— Откуда у нас китайцы-то? —
растерялся он, глядя то на неё, то на коридор, откуда уже ощутимо
тянуло густым запахом жареной рыбы.
— По обмену приехали! — она
фыркнула. — Чуешь, жареной селёдкой на весь этаж несёт? Это они уже
хозяйничают. Ежа им за воротник! Скоро до Кремля доберутся, помяни
моё слово.
Она глянула на Шульгина, лукаво
прищурившись, и продолжила с интонацией доморощенного
политолога:
— Я тут вот что подумала — с
китайцами надо дружить. Воевать с ними нельзя, никак нельзя.
— Это ещё почему? — хмыкнул мажор,
лениво прислонившись плечом к стене.
Любовь Марковна торжественно подняла
указательный палец, будто приготовилась объявить решение мирового
масштаба:
— Я тут прикинула. Если даже
нападут, конечно, мы им отпор дадим, русские не проигрывают. Но
считай: даже если по миллиону ихних солдат в день истреблять — в
год выходит 365 миллионов. А это у них всего лишь годовая
рождаемость, представляешь? Они за год такое количество просто
наплодят, и счёт опять по нулям! Матрёшкины ручки! Вечный двигатель
получается, мать его в качели.
Она выдала это настолько серьёзно и
убеждённо, что Шульгин невольно рассмеялся:
— Кровожадная вы женщина, Любовь
Марковна, однако.
— Жизнь заставит, Николай, ещё и не
так застрекочешь, — важно кивнула она. — Но лучше дружить, конечно.
Уж очень их много, как комаров на болоте.
Шульгин ухмыльнулся, чуть помолчал и
заметил ехидно:
— Только селёдку-то жарят не
китайцы, а вьетнамцы.
— Да хоть японцы! — отмахнулась баба
Люба. — Я их всё одно не различаю. Таджик, китаец — какая разница?
Вот подселю к тебе соседа. Проснёшься однажды — а рядом с тобой
Чингисхан лежит. Вот тогда посмеёмся!
Она громко расхохоталась, довольная
собственной шуткой.
А мы подошли ближе к её окошку.
Шульгин осторожно огляделся — в холле уже давно было пусто — и
заговорил тише, доверительнее:
— Любовь Марковна, ну зачем вы меня
на всю общагу так распекаете? Мы же договорились: я здесь чисто
номинально числюсь. Вы сами прекрасно всё знаете…
Он достал из бумажника пятитысячную
и протянул в окошко. Баба Люба ловко перехватила купюру и быстро
сунула в карман кофты, тут же подобрев лицом.
— Вот, сразу бы так, —
удовлетворённо сказала она. — Теперь ладно, можешь ещё месяц не
появляться, я уж как-нибудь переживу. С китайцами.