Торчащий на виду штакетник забора наспех закидали снегом, а где недоставало кустов для антуража лесной чащи, натыкали в сугробы обломанных сухих веток.
Я не могла путем оправиться от пережитого невероятного потрясения. Все во мне продолжало кипеть и бурлить, словно загадочный блондин оставался рядом и удерживал за плечи, прижимая спиной к дереву и глядя прямо в глаза. Казалось, это он, а не Карен меня обнимает с неподдельной страстью и целует в шею, щекоча накладными черными усами. Охваченная непреодолимым пылким чувством, я вполголоса с придыханием лепетала про любовь и долгожданную свободу. Запуталась в словах и пропустила пару реплик. Вместо еще трех фраз, в которых ни разу не ошиблась на репетициях, выпалила сама не помню что, но близкое по смыслу и, как мне показалось, еще более яркое, запоминающееся.
Хорошо было то, что не прилетел нагоняй от режиссера за случайное “отклонение от курса”. Напротив, Аркадий Натанович был доволен – сказал, что мы молодцы, показали настоящую первую любовь, сыграли прямо до мурашек. Не знаю, как у него и у Карена, а по моей спине мурашки еще как бегали, они прямо-таки устроили народные праздничные гуляния с буйными плясками.
Плохо было то, что я ненароком дала Карену ложную надежду, ведь все те проявления чувств, которые нельзя было спутать с обычной актерской игрой, парень наверняка принял на свой счет. И не он один дал неправильную трактовку моему странному поведению, очень похожему на состояние влюбленной по уши наивной девчонки. Подружка улыбнулась мне с особенным намеком, и вроде подмигнула, или ей ресничка в глаз попала.
От дотошных дружеских выпытываний меня избавила баба Груша. Хозяйка “маленького леса” по-настоящему выручила своим артистичным появлением в быстро пустеющем саду, из которого уносили последний штатив.
– Вы слышали, милки? – и тут мне сразу представился школьный мелок, которым писали на доске. – В округе новое происшествие.
Старушка в коричневом полушубке и серой пуховой шали пробиралась через искусственно наметенные сугробы. Бахромчатая шаль повисла у нее на руках, делая похожей на неуклюжую сову. Она словно взмахивала крыльями, переваливаясь с боку на бок.
– Что у вас опять стряслось, Аграфена Гавриловна? – с недоверием спросил режиссер.
– Только бы в деревню не пришел из леса медведь-людоед, – опасливо замялся сценарист. – Мы знаем, что про загрызанного почтальона не враки. В райцентре все подтвердили.