Приглядевшись к озеру через фотообъектив, я заметила на нем затянувшиеся проруби в насиженных рыбаками местах, но и они не нарушали впечатления природной целостности, того разительного отличия от городского катка, что меня завораживало и заставляло всматриваться в удивительную синь, надеясь разглядеть под замерзшей толщей движение большого карпа, окуня или щуки.
Медведя заметила случайно. Регулируя фокус, перевела свой “фотоприцел” выше и левее, и тут же поняла, что смотрю на широкую морду косолапого хозяина леса, а он во все глаза уставился на меня. Пригнув голову, зверь сделал пару осторожных шажков ближе к береговой кромке и остановился.
– Смотри, – я легонько стукнула подругу по плечу, отвлекая от скользящего по тонкой березке поползня.
– Мед-ведь, – Тоня заикнулась, дрогнув со страху.
Без приближения через объектив зверь выглядел не настолько страшно и внушительно, казался маленьким и несуразным темным пятном, но мы-то знали, что это обманчивое впечатление.
– Бежим к деревне, – сказала я, и мы вместе попятились от озера.
Сперва ступали медленно, чтобы хуже не привлечь внимание шатуна-людоеда резкими движениями, а потом стали ускорять шаг, не выпуская зверя из поля зрения.
Медведь шагнул на лед и пошел прямо по нему. Он словно никуда не торопился, понимал, что две слабые девушки далеко не убегут по высокому снегу, да и ружья при них нет, которого он еще мог бы побояться.
Мы не могли вернуться к тропинке, для этого пришлось бы делать крюк и приблизиться к медведю. Пробирались сквозь сугробы, уповая лишь на непрочность льда.
– Хоть бы он провалился в студеную воду, как немцы на Чудском озере! – в сердцах выпалила Тоня.
– Разве там не шведы были? – я усомнилась в ее познаниях по части истории, стала вспоминать школьные уроки.
– Шведов разбили под Полтавой, – с уверенностью возразила Тоня. – Дед у меня оттуда родом.
– А-а, ну значит, немцы, – от страха у меня стал пропадать голос.
Медведь, вопреки нашим горячим пожеланиям, никуда не провалился. Он уверенно ступал по льду и даже не скользил.
Мы развернулись и побежали со всех ног, не могли и дальше пятиться, спотыкаясь о коряги и занесенные снегом пеньки.
Добравшись почти до вершины холма, я не удержалась от того, чтобы оглянуться, и увидела, что медведь тоже прибавил ходу. Теперь шатун-людоед не выхаживал вразвалочку, а мчался по нашим следам широкими прыжками. Ничто не задерживало его на пути к легкой добыче: ни снег, ни лед. Это мы с Тоней колупались, кое-как продвигаясь наверх, а он прямо-таки летел за нами, разметая сугробы могучими толстыми лапищами.