Шеф с системой в новом мире - страница 22

На ощупь начал шарить вокруг. Мокрые, склизкие капустные листья… мягкие, водянистые картофельные очистки… что-то твердое и острое — кость…

И вот, удача. Мои пальцы наткнулись на что-то твердое, шершавое и знакомое по форме. Корка хлеба. Большая, с половину моей ладони. Настоящее сокровище. Правда, она была покрыта сине-зелеными бархатистыми пятнами плесени.

Я выбрался из ямы и сел на мерзлую землю, прислонившись к холодной бревенчатой стене кухни. Внутри все боролось.

Часть меня, та, что была шеф-поваром Алексом Волковым, кричала от ужаса и отвращения. Есть плесень? Еду из помойки? Это было падение ниже любого дна.

Другая часть, та, что была голодным, доведенным до животного состояния заморышем Алексеем, требовала немедленно впиться в эту корку зубами.

Голод победил. С дрожью, которая сотрясала все тело, я поднес хлеб ко рту. Я уже чувствовал на языке этот призрачный, отвратительный, землистый привкус плесени…

И тут случилось неожиданное.

В тот самый миг, когда мои зубы готовы были сомкнуться на заплесневелой корке, прямо перед моими глазами, в воздухе, вспыхнул прямоугольник мягкого, неземного голубого света. Он не слепил, он просто светился изнутри, идеально ровный, размером с планшет, словно нарисованный на невидимом стекле.

Я замер, держа хлеб в сантиметре ото рта. Мое сердце пропустило удар, а потом заколотилось с бешеной скоростью.

Что это? Галлюцинация? Предсмертный бред от голода? Я яростно моргнул. Прямоугольник не исчез.

Я зажмурился так сильно, что перед глазами поплыли цветные пятна, потряс головой. Открыл глаза. Он по-прежнему висел в воздухе, излучая неземное, успокаивающее сияние.

Это было невозможно. Нереально. Но в то же время, это было реальнее всего, что я видел в этом проклятом мире.

Внутри светящегося прямоугольника появились четкие, совершенные буквы:

[Обнаружен потенциальный источник пищи.]

[Сознание носителя обладает необходимыми компетенциями.]

[Активировать Дарование Кулинара?]

[Да / Нет]

Я замер, сгорбившись на холодной земле. Мир сузился до двух невозможных, несовместимых реальностей.

Первая — это кусок заплесневелого, отвратительно пахнущего хлеба в моей дрожащей руке, символ моего падения, единственная, жалкая надежда на выживание.

Вторая — это парящий в паре сантиметров от моего лица идеальный, светящийся голубым светом прямоугольник, внутри которого горели четкие буквы, предлагающие нечто немыслимое.