— Говорят, мы завтра выходим к своим. Тебя ведь в
госпиталь? Ты же потом найдешь меня в Киеве, если захочешь? Ты не
захочешь… Ты ведь не любишь меня, правда?
Началось, ты меня не любишь, все мужики козлы, вам
только одно нужно от нас, бедных, несчастных, доверчивых
женщин!
— После госпиталя у меня по расписанию война, как я
тебя найду, — лениво оправдываюсь я, — а в Киеве надолго не
задерживайся, не надо, немцы, они ублюдки шустрые, мало ли
чего.
— В Киеве?! Но это ведь так далеко!
— Поезжай в Москву.
— А если в Харьков? У меня там сестра, мама
Павлины.
— Нет, и в Харьков нельзя, в Москву.
Проснулся от толчка телеги, поднял голову,
солнечное утро, незнакомый рыжий боец заставляет пятиться рыжего
всхрапывающего коня между разведенных палок, привязанных к повозке.
Зиночка тоже подняла всклокоченную голову, быстро огляделась и,
стянув одежду под одеяло, принялась поспешно натягивать ее на
себя.
— Доброе утро! А, извините, я попозже…
— Подойдите через десять минут, товарищ майор.
Придерживаю на секунду руку Зинули, чтобы еще раз,
может и в последний, полюбоваться на красиво отвисшую грудь, но она
сердито отмахивается и продолжает быстро облачаться.
Утренний осмотр окрестностей, так, а это что?
— Эй, парень! Ты верхом ездить умеешь?
— Умею, невелика наука!
Красноармеец поворачивается ко мне, стараясь
сохранить серьезное выражение лица, но оно все равно расплывается в
непристойной ухмылке.
— А без седла?
— Дык, если нужда, то и без седла.
— Нужда, парень, быстро садись на лошадь и жми в ту
сторону, там штабная машина в сопровождении броневика гонит мимо
нас прямо в тыл к немцам.
— Дык а куды ехать-то?
— Строго в ту сторону, два километра, там шум
моторов услышишь, сориентируешься. Давай быстрее, не жуй сопли!
Боец еще раз, уже без ухмылки, взглянул на
копошащуюся под одеялом за моей спиной полуголую женщину и начал
поспешно выпрягать полузапряженного коня, взгромоздился на него
верхом, поддал каблуками ботинок под бока и пошкандыбал в указанном
мной направлении.
Зина, наконец, справилась с туалетом, соскользнула
с телеги, быстро нагнулась ко мне, целуя в щеку, пожала руку, и,
сдерживая слезы, побежала в сторону телеги с беженцами.
Я тяжело вздохнул, расставание тоже не доставило
мне радости.