— Шли бы вы отсюда, парни, пока никто не видит, —
так звучит речь грозного военачальника, — а это у тебя что,
шоколад?
— Закусить, Лапушкин!
— Шоколад оставьте, это дело я люблю, а сами валите
быстрее!
— Часы еще возьми, отличные часы…
— Не надо мне никаких часов, отвяжитесь, черти!
— Оставь часы, и пойдем, лейтенант смотрит!
Лейтенант для них авторитет и командир, а комполка
так, на солнышке позагорать вышел! Кстати, солнышко давит изрядно,
никто не догадается на штабной повозке тент оборудовать. Ко мне
подходят новые дарители, за ними еще и еще, все хотят уважить
командира полка, своего в доску парня, особенно после принятого на
грудь. Возле телеги растет гора сапог, а на ней куча часов,
портсигаров, сигаретных пачек, зажигалок, пистолетов, фляжек со
спиртным и прочей абсолютно не нужной мне мелочевки. Конечно, парни
не отдают мне последнее, отрывая от себя, а только сливают излишки,
на сотню с небольшим наших бойцов приходится более тысячи живых и
мертвых поверженных врагов, есть из кого натрясти барахла. В то же
время, не буду зря наговаривать, многие по доброте душевной или под
воздействием алкоголя оставляли мне действительно приличные вещи,
вроде десятков серебряных, и даже нескольких золотых часов и
портсигаров, которые было бы приятно опустить в любой карман.
Шоколада набирается особенно много, прослышав про
слабость командира, меня им буквально заваливают, и заливают
фляжками со спиртным, которое я вовсе не употребляю. Мне же, по
профессии имеющему отношение к деньгам, особенно нравятся
темно-радужные бумажки рейхсмарок, которые бойцы себе не оставляют.
Не представляя, как бы я мог их использовать, тем не менее, собираю
их в пачку, решив непременно заныкать от командования, деньги есть
деньги, к деньгам у меня отношение особое, трепетное.
Дисциплина среди бойцов, слоняющихся по степи, не
то, чтобы совсем уж падает, но сильно прихрамывает на обе ноги. С
одного конца вдруг доносится знакомый напев, прислушиваюсь и узнаю
«Три танкиста». Откуда-то издалека другой народный хор отвечает
«Катюшей», дает о себе знать выпитое трофейное спиртное. Я
совершенно трезв, и сначала выслушиваю песенные переливы без
особого желания присоединиться, но потом вспоминаю, что мне, как
попаданцу, положено исполнять нечто из репертуара далекого и
прекрасного будущего. Ну, надо, так надо, щас, спою. Набираю в
грудь побольше воздуха и выдаю наиболее подходящее текущей
тактической обстановке: