Отличный был парень, без преувеличения, настоящий
герой, на таких, молча и тихо делающих свое дело, серых неприметных
муравьях и держится армия, а она состоит не только из лихих
летчиков, храбрых танкистов, умных артиллеристов и отчаянных
разведчиков. Армия невозможна без простых коноводов, и прочих
разных обозников, поваров и писарей, скромно подпирающих снизу
самые основы ее существования, а я так и не узнал его имени.
Замираю в ожидании, как же тяжело морально лежать
тут «без глаз», ничего не видя и гадая о развитии событий, неужели
я навсегда лишился той чудесной способности, и никогда больше не
воспарю над грешной землей? Нет, не нужно отчаиваться, работай,
упирайся, и все будет, ведь и там, в кузове полуторки, тоже
получилось не сразу. Давай, еще раз, расслабляюсь, считаю…, ну…,
ну…, неужели пошло…, ура, заработало!
Хватаюсь за трубку.
— Алло! Батарея!
Тишина, обрыв на линии, и что теперь
делать?
Рядом материализуется возница. Смотрю на шматок
мяса, и вижу вместо куска его черепа со скальпом оторванное конское
ухо.
— Вот хрена ты тут разлегся, придурок?! Связь
нужна, бегом иди разбираться, или сам делай, или связистов
напряги!
Есть же в армии такие, с позволения сказать, бойцы,
ее настоящий и вечный позор, ни на что не способные, никуда не
годные, ничего не умеющие и норовящие запороть самое простое дело.
Это же из-за него сегодня у меня случился кризис ничегоневидения,
если бы он нормально ночевал возле своего оружия, то есть лошади,
как и полагается хорошему бойцу, то уж конечно учуял бы запах дыма,
и я бы не отравился.
Пока его носят черти, оглядеться, слухи о занявших
что-то немцах оказались сильно преувеличенными, их вообще
поблизости нет. Большая деревня разрушена на удивление не сильно,
десяток домов разбит, несколько горят, на слух все казалось гораздо
страшнее. Наши окопы на южной стороне, вот где страх и ужас,
уцелеть здесь трудно, а все же пара пулеметов молотит по немецкой
цепи, нет, три, о, еще, четыре пулемета, и стрелки есть, дергают
затворы винтовок. Нет, на первый взгляд страшно, траншеи
полуобвалившиеся, и все брустверы в воронках от разрывов, но если
присмотреться, народу много, копошатся, стреляют. Немцы лежат в
полукилометре, густая цепь, командир поднимает солдат, короткая
перебежка, залегают снова. Немного отстав от основной цепи
несколько станковых МГ ведут с нашими пулеметчиками своеобразную
дуэль, полосуя край деревни струями свинца. Мины нашей батареи
пачками рвутся несколько в стороне и от цепи, и от пулеметов, то
приближаясь к ним, то почему-то отдаляясь. Охренеть, куда смотрит
Дергачев, неужели трудно было поставить наблюдателя с телефоном
корректировать огонь? В немецком ближнем тылу холм, на обратной
стороне две минометные батареи, дальше лес, за лесом
короткоствольные пехотные гаубицы, стапятидесяти- и
семидесятипятимиллиметровые, родные сестрички уничтоженных нами в
прошлый раз. Впрочем, обстреливают они не только нас, но и
лукьяненковский полк, а тот гораздо многочисленнее нашего огрызка,
и держит оборону далеко на север за деревню. И дела у них похуже
наших, если возле деревни им удается сдерживать немецкую пехоту, то
дальше фашисты ворвались в траншеи и рассекли полк Лукьяненко
надвое.