— Потап! — с облегчением выдыхает Уваров. — Ну наконец-то! Где пропадал? У нас вечером треня…
Я вполуха слушаю Мишку. Вижу только Потапова перед собой, и сердце больно колет от неприятного предчувствия. Случилось что-то непоправимое.
— Ты чего такой пасмурный? Лидия по шее надавала за прогулы? — насмешливо интересуется Тим. Но я хорошо знаю Ливенского — тоже нервничает, просто скрыть пытается.
— Отстранили. — Потапов с шумом садится на учительский стол. — Дисквалифицировали. На полгода. Я больше не играю, пацаны.
Каждое слово как взрыв бомбы. Оглушает. Ранит. Убивает.
Я не в силах пошевелиться, только смотрю на несчастного Лешку, который сидит на столе, опустив голову. Такой большой и такой беспомощный. Как же хочется подойти и обнять его. Что же случилось?! За что?!
В классе гробовая тишина, все, понятное дело, в ауте. Первой в себя приходит Марика. Она у нас во всем всегда и везде первая.
— Почему, Леш? Они вообще понимают, что без тебя…?
— Да все они понимают! Все! — Леха чуть не кричит, а когда поднимает голову, на его глазах слезы. — Сказали еще, что повезло, только на полгода. Суки!
Все вокруг возмущенно галдят, минут десять, не меньше. Девчонки уже стоят около Лехи, кто-то его гладит по плечу, парни чуть ли не матом проходятся по нашему тренеру, Потапова забрасывают вопросами, но он молчит.
И только Брин единственный из всего класса ничего не делает. Сидит себе на парте и наблюдает за гвалтом.
— Ну что, угомонились? — Свят демонстративно обводит всех спокойным взглядом, когда шум постепенно затих. — А теперь послушаем Потапова. Почему тебя выбросили из команды. Мы все имеем право знать.
Леха молчит, тяжело дышит, смотрит на нас исподлобья. Наконец, нехотя произносит.
— Стуканул кое-кто. Кто видел меня с косяком. Ёлка, не хочешь признаться?
13. Глава 13
До меня не сразу доходит, что сказал Леша. Я еще какие-то мгновения спокойно сижу в звенящей тишине, но когда на меня разом оборачиваются абсолютно все, к лицу мгновенно приливает кровь.
— Чего? — еле слышно шевелю губами. — Лех, ты о чем?
С ужасом смотрю, как такое знакомое и доброе лицо Потапова искажается в презрительной гримасе.
— А я о том, Дашуль! О том! — не говорит, а выплевывает. Я не узнаю его. — Хорошо посидели, а?!
По кабинету бегут взволнованно-возмущенные шепотки, но я легко различаю в них свое имя.