— Согласна! Надо вернуть Лидии часы, и пусть отчисляет…
— Не надо! — тихо шепчу, но меня все равно слышат. Марика бросает в мою сторону изумленно-возмущенный взгляд.
— Ты что-то сказала, Ёлка?
Тушуюсь от непривычного внимания к себе, все сейчас смотрят на меня, даже Ливенский, наконец, поднял голову. Пальцы подрагивают от напряжения, а в груди поднимается паника. Мякишеву мою сейчас затравят и сдадут. Какая я подруга, если вот так буду стоять и молчать?
— Тебе, похоже, показалось, Марика, — равнодушно роняет Брин. — Ладно, и так долго провозились.
Он встает со стула и забирает проклятую коробку с часами, открывает ее. На холодном точеном лице ни капли эмоций. Как красота может быть настолько отвратительна и бездушна?!
Лиза громко всхлипывает и с немой мольбой глядит на Свята. Я не могу это видеть!
— Не надо, пожалуйста, — опустив голову, прошу я. — Нет, пожалуйста! Я очень прошу. Дайте ей шанс все исправить.
Вижу перед собой лишь белые кроссовки Брина. Они у него стоят столько, сколько Лизкина мать зарабатывает за три месяца, и это, если еще премию подкинут.
— Исправить?! Как ты себе это представляешь? Маховик времени заимствуешь?
Марика открыто насмехается, отчего мне вообще хочется сбежать отсюда. И не слышать больше ее издевательского смеха.
— Я не знаю, как исправить! Но это же… каждый может оступиться, ребят. Лиза точно не хотела, я ее знаю…
Звучит жалко, сама это понимаю, но я не могу позволить Мякишевой вылететь из лицея. Для нее это будет конец всему. Никто из них не знает, как на самом деле живет Лиза, а вот если бы знали, они точно ее отпустили бы, бедолагу. Но Мякишева молчит, как партизан. А я не имею права выдавать ее секрет.
— Это недоразумение, — мой голос дрожит, я не могу заставить себя поднять взгляд вверх. — Обещаю, такого никогда не повторится.
— Не повторится, — соглашается Свят. Дарит мне крохотную надежду и тут же ее отбирает. — Потому что воры не могут учиться в нашем лицее.
— Пожалуйста! — беспомощно оглядываюсь на Ливенского, но он даже не смотрит на меня.
— Любое преступление требует наказания, — Брин не спрашивает нашего мнения, он утверждает. — Как минимум расплаты. Но что-то не вижу я у Мякиша раскаяния и желания исправиться.
— Я… я…, — Лизка заходится от рыдания, слова сказать не может.
Тим вдруг срывается с места, ни слова не говоря, выбегает из аудитории.