Жрец начинает читать молитву, моя ладонь будто вклеилась в камень огромного серого алтаря. Кольцо начало нагреваться. Крупные белые хлопья сыплются на нас двоих с потолка.
- Благословение богов! - восхищённо шепчут женские голоса кругом. Стоящие по сторонам гости замерли и смотрят на потолок, и я тоже смотрю. Моему мизинчику под извитым кольцом становится жарко. Пытаюсь его остудить магией своего дара.
Внезапно потолок пронзают золотистые струны, будто лучи, образуя вокруг нас с будущим мужем красивую клетку. Свечение меркнет так же внезапно, как появилось. Струны рассеиваются сизой дымкой. Зато из щели каменного алтаря выползает гадюка, переливается кольцами. Жар в мизинце становится терпеть почти не возможно. Моей магии не хватает, чтобы его затушить. Змея разевает пасть, щелкает в воздухе зубами и оплетает наши с женихом руки.
- Муж и жена, - слышу я на задворках сознания. Кажется, падаю. Падаю в теплые сильные руки и шепчу невольно.
- Генерал...
- Пока только колонель.
- Отнеси ее в карету и возвращайся. Обериски помнят дорогу ещё с тех времён. Проследят.
8. Глава 8
.
Доморощенный инквизитор сменил дрель на перфоратор. Тыгыдым-тыгыдым - грохочет над ухом, ещё и стенка дрожит. Так дело пойдет, весь дом будет в трещинах. Сходить, что ли, постучать ему в дверь? Так ведь не поможет, опять не откроет. Скажет, что никого дома нет. Шутник. Надо же быть таким хамом.
Кровать подпрыгнула и ударила подушкой в живот. Сосед там что, метро для мышей строит прямо в стене между нашими квартирами?
В щеку прилетела салфетка. Ее со стола сдуло попутным сквозняком? Не открывая глаз, провела рукой по коже. Это листик сочно хрустнул под пальцами. Я мгновенно вспомнила все, открыла глаза и села.
- Госпожа Моника - наша хозяйка - очнулась! - гаркнули радостно снаружи кареты. Да, безусловно, это - карета! Только уже другая, не та, в которой я ехала к храму. Больше, проще, да и оконца поменьше, зато все распахнуты настежь. Отсюда и листик.
- Хвала богине! - откликнулось мужское многоголосье. Сколько их там? Как говорится, больше трёх это – много. Человек двадцать, судя по возгласам, и все они обериски. Что это значит, я пока не поняла.
Огляделась по сторонам. Черный салон кареты обит гладкой кожей, на мне теперь точно такого же цвета платье. Видимо, матери удалось перекрасить драгоценную ткань подвенечного наряда при помощи своего дара. Не переодевали же меня? Нет. Узор один в один как на том самом, белом. Только теперь вышивка стала серебристой, хотя была голубой. Жаль, но так тоже красиво. И подвязки чулок все так же впиваются в ноги.