Однако сколь ни был крепок Кузьма
Прохорович, все же захмелел. А захмелев, выразил желание побродить
по праздничному селу. И как его ни уговаривал Герасим, управитель
настоял на своем. И пошел. И запретил себя провожать. И сам не
помнит, как оказался возле Игнатовой мельницы.
Как всегда, на праздники мельница не
работала. Только тихо журчали тоненькие струйки, пробивавшиеся
через вешняки, да где-то глухо ухал удод. Седые ивы мочили свои
длинные космы в омуте и одиноким черным обрубком торчала обожженная
молнией сосна.
— Ммдаа, — протянул управитель. —
Местечко и в самом деле не из веселых. Только лешим да ведьмам и
водиться.
И только он так подумал, как
показалось, будто в оконце мельницы промелькнул свет.
"Ну вот, начинается, —
усмехнулся ночной гость. — Еще чарочку хватить,
пожалуй, и не такое привидится. Постой-ка, вроде бы
ходят! А может, и впрямь забрался кто? Может, своровать или
подпалить собираются?"
Храбрый по натуре и не верящий в
чертовщину, управитель решил лично удостовериться в происходящем на
мельнице.
Вытянув из-за пояса пистолет, он
осторожно приблизился к оконцу и заглянул. Конечно, никого и
ничего. Хмель в голове бродит — в этом вся штука. Вот теперь и
сзади захрустело, словно крадется кто. Каких только звуков не
ловит ночью обостренное теменью человеческое ухо. Чу, опять! "Э,
дорогой Кузьма Прохорович, да ты, никак, трусить начинаешь," —
упрекнул себя управитель и обернулся.
Вернее только хотел обернуться,
потому что, не успел этого сделать,
неожиданно оказавшись в грубом и пыльном мешке. От попавшей в
рот и в нос муки в горле запершило, и это вывело из себя ночного
гуляку.
Он резко нажал на спуск. Выстрел
грохнул так оглушительно, аж в голове загудело. От наполнившего
мешок дыма управитель закашлялся и только тут сообразил, какую
допустил оплошку. Пистолет разряжен — и он теперь в полной власти
тех, кто подцепил его, как глупого карася наметкой.
Пока мешок с управителем волокли на
мельницу, Кузьма Прохорович успел догадаться, что убивать его не
собираются. Иначе зачем бы мешок понадобился —
пристукнули и дело с концом.
Стало быть, беспокоиться не о
чем. Денег с ним немного: пусть забирают.
Платье на нем тоже не из новых. Не велика потеря. Одним
словом, будь что будет.
А свет-то на мельнице все-таки был,
да такой, что когда с него сдернули мешок, Кузьма Прохорович
невольно зажмурился. А открыл глаза — и последние остатки хмеля
выдохлись из головы.