Заметив рядом с ником «Тимур, 32» еле заметную надпись «печатает…» ехидно улыбаюсь.
«А при чем здесь океан?»
Да! Да! Да!
Аж в ладоши хлопаю. Попался, птенчик. Такой большой, а на стандартную манипуляцию повелся. Как в игре для четырехлеток — вычислил лишнее.
«Ааа… Да так, просто к слову пришлось. А ты долго ждал?»
Закусываю губу.
«Блядь, лучше молчи».
Ржу в голос. Так тебе, Мистер Не отвяжешься.
«Прости, Тимурчик. Так получилось. Это жизнь, понимаешь. Сегодня пан, а завтра пропал, как мой дед. Наверное, надо загладить перед тобой вину?» — Вдогонку отправляю тонну краснеющих смайликов.
«Если что, я люблю горловой».
Фу. Противный. Ненавижу.
Я сжимаю горячую кружку так крепко, что обжигаюсь.
«Похороны дедушки через семь дней. Мы спастические иудеи. Траур для нас не пустой звук, Тимурчик. Поэтому пока не могу».
Для нормальных людей спастичность — это спазм мышечной ткани. Но у Бойцова другая проблема — спермотоксикоз, поэтому он не замечает абсолютно никакого несоответствия.
«А когда можно будет?»
«Сейчас уточню у своего духовника».
Развернувшись к аквариуму, который с новой подсветкой выглядит просто волшебно, обращаюсь к пятнистому сому, анциструсу обыкновенному, по кличке Тигр:
— Падре, как вы считаете?
Тигренок меня игнорирует. Усиленно обцеловывает искусственные кораллы и шевелит усами.
— Ясненько, — киваю.
Сюзи, 23: «Через две недели».
Тимур, 32: «Тогда спишемся».
Озабоченный дурак. Ненавижу!
С яростью я забрасываю Бойцова сообщениями:
«Погоди, Тимурчик».
«У меня для тебя кое-что есть».
«Вот…» — Прикрепляю фотографию, добытую с таким трудом.
Грудь у Ритки, конечно, что надо. Крупная, белая, налитая, с ярко-розовыми сосками, которые просвечивают через тонкое кружево.
«Вау… — прилетает реакция от Бойцова. — Еще хочу!»
— Хорошего помаленьку, чудовище, — злорадно шепчу я, вырубая компьютер.
Уж очень мужчины любят ускользающих женщин. Будет теперь смотреть на фотографию и вспоминать о Сюзи.
А о Лерке Завьяловой не будет…
Принимая душ, усиленно тру себя мочалкой и часто дышу. От эмоций приходится даже всплакнуть.
Я за все отомщу. За всех женщин, обиженных вот такими Казановами. За его сегодняшние обидные слова. За холодность.
И за то, что теперь у меня нет автографа любимого КиШа.
9. 9.
— Вау.
Я поднимаю взгляд и вижу прекрасное лицо Тимура. Густые брови, темные глаза, правильной формы нос. А еще выдающиеся скулы, на которых поселился едва заметный лихорадочный румянец. Мой любимчик — заросший щетиной подбородок, и главное — приоткрытые бледно-розовые губы, растянутые в симпатичную ухмылку.