— Ну вот и всё! — Эрьен с гордостью
взмахнул бумагой. — Осталась печать, и-и... У меня в запасе пять
минут на завтрак!
— Омлет давно остыл.
— Ты чего такая?
— Какая? — Она повела плечом.
— Колючая. Всё из-за «принцесс»?
Забудь ты про них хоть на денёк, раз взяла выходной. Нервы
побереги. Ты у меня одна, Несс.
Он потянулся вперёд и, промазав мимо
щёки, поцеловал её в ухо.
— Ну хватит!.. Будет тебе печенье к
омлету. Вымогатель.
Пока Эрьен жевал, она в двух словах
рассказала о том, что случилось после «Бригантины» — и нет, Энесс
была там не с Дитрихом, — не забыв посетовать на потерю
«счастливых» серёжек. По крайней мере, они послужили доброй цели —
помогли добыть информацию, судьба которой теперь находилась в руках
ван дер Гасса.
— Погоди. А этот... как его?
— Йонссен.
— Да, точно! — Эрьен улыбнулся.
Вот ведь прохвост — отплатил той же
монетой.
— Брат уже известной тебе «принцессы
Клотильды» из театра. Я вроде как... обманула его. Дважды. И не
смотри так! Я не собиралась ничего красть, только хотела взглянуть
на бумаги, чтобы узнать побольше...
— Ты ещё и в дом к нему
забралась?!
Непонятно, чего больше было во
взгляде: восхищения или осуждения. Или гордости.
Энесс всё же решила, что
последней.
— Меня впустила соседка. Чудесная
пожилая мефрау. Правда, с чего-то решила, что я «невеста». — Энесс
громко фыркнула. — Не стала её огорчать. Но суть в другом!..
Пересказав события того вечера — и
прошлого утра — она благоразумно умолчала о сизой пыли. Говорить о
наркотике, вращавшемся в актёрских кругах, излишне: в истории и без
того хватало подводных камней, чтобы Эрьен переживал за бедовую
сестру и звонил из Аренхаста каждый день. Именно так он и поступит.
Энесс слишком хорошо знала брата и не хотела с ним прощаться. Ей
нужен был родной человек, чтобы выговориться. Отпустить страх и
напряжение прошедшей ночи. Услышать три заветных слова: «Всё будет
хорошо».
Слишком эгоистичное желание.
— Ну а ты? Попрощались с Лаурой?
Он кивнул.
— Билеты уже у меня. Воздушные рейсы
отменили, пришлось спешно менять на поезд.
— Ты точно этого хочешь?
— Несс...
— Ладно, молчу! Уже и спросить
нельзя. — В семье де Ланге за шутливым ворчанием было принято
скрывать тревогу. — Доел — верни тарелку.
Он поднялся и обнял её
по-настоящему. Прижал к груди, как давно в детстве, когда маленькая
Несса ударялась в слёзы. Она и сейчас едва доставала ему до плеча
макушкой.