Вцепившись в край стола, он с трудом
поднял голову. Тёмные, как два колодца, глаза ван дер Гасса
смотрели спокойно и сосредоточенно. А вот лицо начало расплываться
в цветную кляксу, когда воздух подёрнулся рябью.
...Он стоит на пороге своей
развалины в Юст-Зейне. Мелкий дождь стучит по козырьку, выбивая
осеннюю симфонию по черепичной крыше. Чёрный купол зонта скрывает
от него Рине: только стройные ноги в кричаще-алых туфлях замирают
посреди огромной лужи.
— Тебе не обязательно уходить,
ты ведь знаешь.
— Я больше не могу так. Не
могу... здесь... — Голос заглушает раскат грома, и Рине
вздрагивает, сжимается, становясь ещё меньше.
На ней — голубое ситцевое
платье, надетое совсем не по погоде, но Никлас молчит. Ей уже
двадцать, а он мало похож на курицу-наседку. Даже ручку чемодана
она сжимает решительно: потащит до остановки сама, лишь бы не
просить о помощи. Упёртая, как ослица, и гораздо больше похожая на
отца, чем хотелось бы.
— Я зайду завтра? Чтобы
посмотреть квартиру, — он перекрикивает ветер, и тонкая фигурка
замирает у дороги. Дождь хлещет струями по голым коленям.
— Не надо, Ник. Я справлюсь!.. —
Хлопает калитка, и шум дождя становится нестерпимо
громким.
***
...Никлас бьёт, не жалея силы, и
мелкий ублюдок отлетает к стене. Левая сторона лица горит болью: от
самого подбородка до виска, но этого мало. Рине набрасывается на
него с кулаками, и ему приходится отступить, чтобы не покалечить
заодно и её.
— Совсем спятил, идиот? — орёт
она прямо в лицо. — Ты же мог убить его! Что тогда?!
— Значит, туда и дорога, —
огрызается он, ловя тонкие запястья. — Да успокойся ты, дурная,
соседи вызовут полицию.
— Пускай! Пусть заберут тебя
подальше. И из квартиры моей, и из жизни! Надоел, ненавижу тебя,
слышишь? — Он морщится, отступая на шаг.
— Протрезвеешь — по-другому
запоёшь.
Никлас не знает, куда себя деть:
видеть сестру в нынешнем состоянии ему раньше не приходилось.
Неудивительно, что первым желанием было отправить на тот свет
поганца, который приложил к этому руку.
— Выметайся! — взвизгивает она,
рывком распахивая дверь. В покрасневших глазах стоят слёзы, и
Никлас как никогда остро чувствует вину.
За то, что отпустил её два года
назад.
***
...Мимо с гиканьем проносится
гурьба ребятишек. В соседнем сквере играет музыка — гимн Эйвера,
заслышав который все начинают шевелить губами. Тейн стоит в очереди
за мороженым, а Рине, сидящая на расстоянии вытянутой руки, молчит,
будто воды в рот набрала. Только покрытый лаком ноготь ковыряет
деревяшку скамьи.