Простые движения становятся
привычными. Он так же аккуратно переливает молоко в бутылочку. Даже
с этой «роскошью» возникают проблемы: зимой коровы доятся всё хуже,
и думать о еде для сестры приходится Нику. Отец слишком занят
фермой и клятыми псинами. Или попросту боится ответственности,
отстраняясь всё дальше.
— Тебе тоже не помешает, — хмуро
замечает он, — поспать.
Йонссен старший молчит,
пропуская слова мимо ушей. Никлас покидает кухню, затворяя за собой
дверь.
Рине ворочается в самодельной
люльке. Негромко верещит, когда Никлас берёт её на руки, но с
каждым днём у него получается всё лучше. Потихоньку
приноравливается, чтобы было удобно обоим. И пока она тихонько
причмокивает, он опускается в глубокое кресло. От зажжённой лучины
по потолку пляшут тени — длинные, уродливые, как чудища из старых
сказок, которые рассказывала мать.
Стоит молоку кончиться, как Рине
тянет ручонки к лицу. Никлас поворачивает голову, чтобы пальцы не
задели шрама. Щека чешется. Меряя шагами полутёмную комнату, он
начинает напевать, и ломкий голос вновь становится
мальчишечьим:
— Спи, мой город славный, за
окном метель,
Будет сниться солнце — зазвенит
капель.
Верю, ждёт нас счастье за
порогом лет,
До мечты плацкартный я купил
билет...
Колыбельных он не знает. Только
романс, который старина Кас мурлыкал, когда выдавалась минутка.
Кто-то в недовольстве отворачивался, кто-то пытался подпевать, и
только капитан молча усмехался. Как-то понимающе и грустно. Совсем
как Никлас теперь.
После пятого куплета он
перестаёт чувствовать себя глупо и заводит снова:
— Спи, моя малявка, за окном
метель...
26 марта
I
Ступеньки проносились мимо с
ошеломляющей скоростью. Гёделе казалось, что она не бежала вовсе —
летела. Выщербленные камни под ногами были видимы, но почти не
осязаемы, как если бы она шагала по воздуху. С каждым новым шагом
внутри всё замирало. Она знала, что рано или поздно камни
расступятся и она привычно полетит в бездну — снова, и снова, и
снова...
Но лестница не кончалась. Мимо
проносились густые леса с чёрными елями, тянувшими к ней лохматые
лапы, пробегали речушки, теряясь в туманных топях, и мелькали сотни
незнакомых лиц, которые напоминали выцветшие иллюстрации из книжек
Рейнарта.
Рейнарт... Стоило девочке подумать о
нём, как ступеньки кончились и она очутилась в просторной пустой
зале. Подошвы башмаков коснулись мраморного пола — о чудо, она
никуда не провалилась!