– Жрецы считают себя выше нас, – поддержал мать пятилетний сын.
– Мальчик мой, как будущий бог, ты должен знать: амбициозный жрец – добыча крокодила, – удивился заключению сына Аменхотеп Третий. – Ни имени в загробном мире, ни могилы. Такую участь выбрать себе дороже…
– Воспой лучше гимн Нефертити, – потрепала за щеку сына Тэйе, взяла мужа за руку, потянула в покои.
3
– Так я прав, усыпляя богов войны? – спросил Аменхотеп Третий, любуясь белоснежными пилонами, воздвигнутыми перед вратами нового дворца, строительство которого подходило к концу. – И Амамат1 не съест моё сердце, когда я умру?
– Не беспокойся. Богиня истины Маат уравновесит чаши, и твоя душа попадёт в Поля Иару2, – поцеловала плечо мужа Тэйе.
Царственная чета любила пешие вечерние прогулки. Придворным приходилось растворяться в воздухе, изображая благоденствующих горожан.
Кто-то из них роптал: фараон не настоящий! Рождён чужеземной принцессой. Не выбран из гарема первой дочерью фараона, а назначен преемником Тутмосом, который, как известно, делал всё во вред жрецам. И сына женил на пастушке, вернее, дочери начальника стад, с которой тот носится, будто с короной. И эти кожаные сандалии… простолюдина.
Тэйе кожей ловила настроение стражи, придворных, жрецов. Но, ещё она чувствовала в себе силу Исиды, богини волшебства. Могла усмирять волны зависти, страха; гасить тлеющие огоньки измен и предательств. Единственное, чего она не могла, так это заставить народ жить с любовью, открыто, как умеют дети.
Хотелось радовать – приходилось казнить.
Мало кто из её окружения был сам собой. Большинству легче было повиноваться сонму богов и духов, плодить детей, которым земля в достатке дарила пищу. Корней лотосов и стеблей тростника хватало желудкам всех бедняков. А щедрые яства, приготовленные богом для человеческих душ, оставались нетронутыми.
Пожалуй, только муж и сын искренне разделяли её стремление к красоте и свободе… чувств и мыслей.
– Мои ноги в мягких сандалиях чувствуют ласку земли, насыщаются её молоком, и… сейчас побегут, – кивком головы пригласил Аменхотеп жену к соревнованию.
Она, дурачась, пробежала от колонны до колонны, остановилась, раскинув руки, в которые охотно угодил муж, попросила: прикажи расписать пилоны сценами любви, дорогой.
– Нашей любви? – лукаво уточнил фараон.