, тоже мучал их расспросами до тех пор,
пока твари сами не убежали. Хуманы тогда удивились, глядя на
удирающих животных и опечалившегося мальчика, но к утру все
позавидовали стрикунам и, сдав смену, с сияющими лицами припустили
в сторону родного дома. Стоило лишь миновать в подземелье первый
пост, как все, кроме Джогу, прибавили шагу и вскоре ушли
далеко вперёд, оставив не в меру любопытного мальчика с тем, кто
его и привёл. Распрощавшись с парнишкой, Джогу с докладом
отправился к Карману.
– Да, Карман, всё так и было, – пересказал он
главному клана всё, что было в течение его дежурства. – Карман, –
Джогу замялся, желая и опасаясь задать вопрос, но всё же решился, –
это он?
Карман глядел в одну точку перед собой, задумчиво
массируя свой синий подбородок.
– Думаю, да… – ответил он всё с тем же видом. –
Отбери самых надёжных. Я думаю, мальчик даст нам ответы.
– Ты… ты хочешь отвести его к вратам предков? – с
содроганием спросил Джогу. – Но…
– Самых надёжных, Джогу, лучших из лучших, – кивнул
старик, прикрыв глаза. Вздохнул. – Жаль, Гоблы нет.
– Может, лучше действительно дождаться
его?
– Что-то мне подсказывает, что нету у нас времени
ждать. Завтра выходим.
– А мальчик знает уже?
– Нет пока. Я скажу сегодня.
***
Не успел Калин переложить вусмерть пьяное
тело на лежак, как в жилище вошёл Нушик.
– О, здорово, малый. Гляжу, сам уже
справился.
– Справился. Хоть и без ног, но тяжеленный, гад. Как
ты тягаешь его постоянно и не устаёшь?
Нушик ухмыльнулся, дёрнув правым уголком
губ.
- Тренировки, Калин, долгие годы усердных
тренировок, – соврал он мальчишке. – Работай над своим телом, и ты
таким же будешь. Возможно, – подмигнул он Калину и, взяв покрывало,
заботливо укрыл им старика. – А чего у него вещи чёрные, и сам весь
чумазый? – поинтересовался он, заметив, что Лаки и впрямь похож на
мастера печных дел.
Калин в это время уже стоял над тазом с водой и
усердно тёр руки, отмывая с них ту же чернь.
– Да сапоги он чистил, на танцы собирался, – буркнул
в ответ мальчишка и, скосив глаз, посмотрел на реакцию
друга.
Нушик стоял с туповатым выражением лица, потом одна
бровь его поползла наверх, собирая лоб в кривую гармошку, глаза
выпучились, и, поперхнувшись воздухом, он закашлялся. Перейдя с
кашля на истеричный хохот, согнувшись пополам, он мотал головой,
хватая ртом воздух, и притопывал ногой. Наконец-то вдоволь
отсмеявшись, Нушик обессилено опустился на низенький табурет и,
утерев ладонью слезу, выдохнул: