, – с той же серьёзностью, наигранно, слегка поклонившись, парировал Гришка. – Ваш китайский меня тоже шибко удивил.
Мне нравился Костя, но Гришка был в сто раз смешнее и веселее. Я с восхищением смотрел на них и думал, что я тоже скоро вырасту и буду таким же умным, как Костя, и весёлым, как Гришка.
– Молодец, – примирительно сказал Гришка, похлопывая Костю по плечу. – Даже знаешь кино «Трактористы». Ставлю пять!
– Вы тоже ничего, – не остался в долгу Костя. – Знаете китайские традиции. Не менее похвально.
– Наш учитель тоже хорошо играет на… – вступила в разговор одна из студенток и, указывая на гармошку, смущённо добавила: – Играет на… этом! Сыграйте, учитель Юй!
– Cяо Ван меня перехвалила, – улыбнувшись, поправил на китайском студентку Костя. – Григорий мастерски играет на гармошке, я же лишь немного играю на аккордеоне. Техника игры разная, на гармошке я не могу.
Гришка понял разговор и, обрадовавшись, добавил по-русски:
– Аккордеон у нас есть! Здесь же, в клубе. Я сейчас! – и, повернувшись ко мне, с напускной серьёзностью бросил: – Шуряк, слетай-ка за аккордеоном! В чулане, там, у стены, стоит.
– А что такое «шуряк»? – спросил кто-то из студентов.
– Сяоцзюцзы!9 – захохотал Гришка.
Когда мы возвращались из клуба домой, Костя вдруг спросил:
– А почему Григорий тебя называет сяоцзюцзы? Как это по-русски?
– Шуряк! Так он на нашей Лизке ещё не женился, но говорит, что это дело времени, скоро породнимся! – с гордостью ответил я. Я любил, когда Гришка называл меня шуряком, и мне было приятно оттого, что теперь и Костя знает, что скоро я буду родственником такого бравого парня, как Гришка Хромов.
– Вот как… – только и сказал Костя.
***
До приезда студентов я вместе с соседскими ребятишками каждый день бегал по деревне. Мы купались в речке, уходили в близлежащий лес, собирали и тут же съедали то землянику, то голубику с дикой смородиной и лишь под вечер, грязные и голодные, возвращались домой. С появлением у нас студентов и Кости жизнь в нашей деревне стала более весёлой. Студенты не просто жили в семьях метисов и изучали русский язык. Костя, посоветовавшись со студентами, обратился к бригадиру Вану и предложил посильную помощь в работе производственной бригады. Ван с радостью согласился, и теперь каждое утро студенты выходили вместе с бригадой в поле. Мне было интересно с ними, с городскими ребятами. Нравилось, что они серьёзно относились ко мне и часто спрашивали, как то или это называется по-русски. Я почти забросил игру с соседскими ребятишками и бóльшую часть времени был со студентами, а постепенно и вообще позабыл игры с друзьями. Вечера я проводил с Костей и студентами, сидел на его вечерних уроках, как мог, помогал ему, а по утрам вместе со всеми спешил в поле. Мой отец работал на тракторе, который оставлял с вечера у ворот нашего дома. Мы втроём, Костя, Лиза и я, позавтракав на скорую руку тем, что готовила мать, выходили за ограду и смотрели, как наш отец, выкурив утреннюю самокрутку, неторопливо открывал кран бензобака, включал «массу», зажигание, подкачивал бензин в карбюратор и так же спокойно, несколькими рывками, чтобы сначала разогреть двигатель, заводил свой ДТ-20. Ещё немного мы ждали, когда подтянутся другие студенты и наша молодёжь-метисы. А собравшись у нашего дома и дружно запрыгнув в кузов телеги, с песнями выезжали в поле. Я любил слушать их песни, сидя в телеге. Они пели и на русском, и на китайском. Советские песни переплетались с русскими частушками, которых не знали студенты, но с интересом слушали и, даже не понимая значения, вместе со всеми смеялись над пропетым. Затем пели китайские песни. У Кости хорошо получалось петь китайские синь минь гэ, новые народные песни. Особенно хорошо у него получалась мужская часть из «У бабочкина родника»