– А почему «трансформатор» называется? – задал глупый вопрос
Макс.
– Потому что «не влезай – убьет».
Мы стали аккуратно обходить ловушку, как вдруг я почуял сильный
запах и сказал:
– Там в трубе очень воняет псин...
Но я не успел закончить фразу, как на нас с громким лаем
вылетело четверо псов. У них был отвратительный вид: шкура с
многочисленными проплешинами и язвами, кривые, но мощные лапы и
уродливая морда, на которой вместо глаз были какие-то мерзкие
коричневые наросты. Размером собаки были с немецкую овчарку.
Изумившись собственной реакции, я успел дважды всадить в них заряд
картечи. Одновременно дал очередь «вепр» Перепела. Одна собака,
визжа и скуля, кубарем покатилась нам под ноги, и я добил её в
упор, другую силой выстрелов отшвырнуло прямо в «трансформатор»,
который взорвался целым кустом ярких разрядов, оплетших моментально
обуглившийся труп собаки. Однако самая здоровая увернулась от
выстрелов и, сбив с ног Макса, уже тянулась к его горлу разинутой
пастью. Макс кое-как пытался её оттолкнуть, но собака явно была
сильнее. Я был ближе, чем Перепел, но, если б я выстрелил из своего
дробовика, картечью задело бы и Макса. Я на мгновение растерялся,
не зная, что делать: сейчас эта уродливая тварь перегрызет горло
моему товарищу!
Перепел успел. Он выстрелил одиночным точно в морду «бобику», и
псина, взвыв, соскочила с Макса и, обиженно скуля, скрылась в
глубине трубы. Я пальнул ей вслед, но, вероятно, не попал.
– А ты молодец, Серый, нормально стреляешь, – одобрительно
сказал Перепел. По-моему, он впервые назвал меня по имени. Я ничего
не ответил, потому что зажимал нос от нестерпимого сочетания
запахов паленой шерсти и горелого мяса: труп в беснующемся
«трансформаторе» превратился в кучу углей.
– Неправильно ты выбрал, ботаник. Не пойдём через трубу, –
сказал Перепел, помогая Максу подняться на ноги. – Неизвестно,
сколько их там ещё может быть. И хорошо, что «бобики» без
«барбоса», а то он может их так сорганизовать, что и вдесятером не
отбиться. «Барбосы» они умнющие и злые ужасно. Верхом пойдём.
Мы стали взбираться на насыпь, прислушиваясь к счетчикам
Гейгера. С каждым шагом производимый ими звук, похожий на звук
рвущейся тряпки, усиливался.
– Нет, здесь нельзя, – сказал Перепел. – Идем левее.
Мы пошли по склону, пытаясь нащупать место, не так сильно
заражённое радиацией. Только метрах в четырехстах нашелся чистый
«коридор», по которому мы поднялись гуськом: впереди одышливо
пыхтящий Перепел, за ним поминутно оскальзывающийся Макс и я
замыкающий. На вершине насыпи нас ждали ржавые рельсы, шпалы,
рассыпающиеся в труху, если на них наступить, и истлевший остов
какой-то твари.