Да. Разумеется. Я предвижу все возражения, и я бесконечно далёк от мысли представить своего учителя неким идеалом. Наоборот, я хочу подчеркнуть все его недостатки, чтобы стала яснее моя мысль. Как врач не обязан всё время находиться в добром здравии, так и ни один учитель не должен и не может быть прав во всём. Несмотря на все свои недостатки, Грэдд был моим учителем, и он, действительно, очень много мне дал. Не знаю, смог ли я дать своим ученикам столько, сколько дал мне Грэдд.
Помню, как я обсуждал с ним сумму, которую планирую выручить от инвестирования в конце года. Я как раз учился считать все эти сложные проценты, аннуитеты и прочее и порой в них путался. Наконец я высчитал, что если дело пойдёт по плану, я должен получить двадцать семь тысяч долларов. Помню, что сумма меня ужаснула – так велика она была.
– Чему ты удивляешься? – преспокойно заявил Грэдд.
– Так ведь двадцать семь тысяч! – зрачки у меня, зуб даю, были с блюдечко.
– Ну и что? – возразил Грэдд. – Двадцать семь тысяч, или двадцать семь центов, или двадцать семь миллионов – какая тебе разница, что считать?
Джеймс Грэдд стал моим учителем, а я стал его учеником, когда мне было двадцать семь, а ему – пятьдесят два.
Этот Джеймс Грэдд, которого я зову своим учителем, не был богат и не стремился к этому.
Тем, кто знал его, казалось, что Грэдд жил всегда и что он пребудет вечно. Те, кто не знал его, думали, что он – целая толпа народа или что его не существует.
Многое из того, чем мы пользуемся бездумно, на самом деле придумал Грэдд.
Он помнил времена, когда всё делалось как следует.
И он видел начало того, что сейчас заканчивается.
Джеймс Грэдд, которого я называю своим учителем.
Сказать правду, кроме ошибок, у меня весьма долго вообще ничего не получалось. В этом не было ничего нового. У меня ничего не получалось, я не падал духом, у меня опять ничего не получалось, я опять не падал духом… и всё было отлично.
Должно было быть какое-то дурацкое объяснение происходящему. И я его нашёл. Ну, конечно же, все эти дурацкие ошибки делал не я. Их делал мой грёбаный двойник.
Моего двойника звали Крис Бахус, почти как меня – только он, в отличие от меня, согласился на удобное американское имя, ну а Bakhus и Bakush – это почти одно и то же, только h перелетело из конца в серединку. Этот Крис Бахус постоянно лез в мои дела. Он вообще был мерзкий тип. Сначала он пытался совратить меня лично. Он подходил ко мне сзади и начинал говорить кому-нибудь другому: