- Невелик крюк. - хмыкнул Греве. - Мы
еще не пройдем Готланд, а ты уже будешь на своем «Стрельце», чаек
прихлебывать. От Петербурга до Гельсингфорса по рельсам всего
ничего; ночь проспишь в вагоне - и вот тебе столица великого
княжества Финляндского!

Гельсингфорс
Финская столица встретила мичмана
Казанкова ярким солнцем, веселеньким небом, отражающимся в
выскобленных от мусора мостовых голубого финского камня,
ярко-зеленой майской зеленью бульваров, по которым бегали зеленые
же вагончики конки, гомоном чужой речи с подножек. Русский язык
звучал здесь нечасто; говоривший обыкновенно носил либо офицерский
сюртук, либо матросскую фланельку или солдатскую рубаху. Ведь в
Гельсингфорсе стоит флот, в Свеаборге - крепость; в городе полно
семей флотских и гарнизонных офицеров, таможенных и портовых
чиновников. И это они здесь хозяева, сколько ни вешай на фасадах
домов вывески на финском и шведском языках.
От вокзала, куда в 7-30 утра (точно
по расписанию, минута в минуту) прибыл петербургский скорый, Сережа
добирался на извозчике. В списке кастовых правил, на которых
строится жизнь флотского офицера, имелся строжайший запрет на
поездки в конке. Да и в поезде следовало приобретать плацкарту не
ниже второго класса – иначе никак, ущерб чести мундира! Так что из
Петербурга Сережа ехал в желтом
вагоне[1], в обществе студента-финна,
возвращавшегося домой после экзаменов.
Попутчик не относился к малоимущей
студенческой братии, зарабатывающей на жизнь уроками. Место во
втором классе, новый, английского сукна сюртук, дорогой несессер в
сафьяновой коже с серебряными уголками давали понять, что их
владелец не испытывает недостатка в средствах. И верно, когда
попутчики разговорились, выяснилось, что студент - сын
промышленника, владеющего сыроварнями и молочными фермами.
Сынок сыровара мало походил на
знакомых Сережи по Петербургу студентов. Например, по поводу
Балканской войны, принятой в студенческой среде с энтузиазмом, он
отзывался скептически, даже пренебрежительно: «Мало вам, русским,
своей земли, еще и других жить учите!» А на Сережины возражения
насчет православных братьев-славян, страдающих под османским игом,
процедил: финны-де не славяне, да и вера у них другая, лютеранская,
как у шведов.
Ответ Сережу озадачил. По-хорошему,
надо было немедленно бить собеседника в харю, после чего давать
унизительные объяснения сначала вагонному кондуктору, а потом и в
полиции на ближайшей станции, где его, несомненно, высадят за
дебош. Либо - сделать вид, что ничего не произошло.