Нинка и Васька зажили весело. Теперь они открыто жили вместе и пили на пару. За парализованным мужем ни жена, ни новый член семьи не ухаживали. Мужчина умер от заражения крови.
Колька был человеком добрым, он старался помочь всем. Меля позвала его сложить печку. Рукастых мужиков в деревне оставалось мало, а из печников остался только Колька.
Одной рукой мужчина научился делать многое. Печки класть – было делом семейным. Отец его был известным печником.
Закончив работу, Коля хотел уйти, но Меля позвала его к столу. Жил он один. Варил мужчина себе сам. Так как он умел это делать не очень хорошо, поэтому от угощения не отказался.
Нехитрая еда, чистота и добрые глаза напротив сделали свое дело. Неприкаянный мужик Колька нашел для себя «тихую (во всех смыслах) гавань» и остался с Мелей. Ну, и что с того, что она старше? Кольку так беззаветно любила только мать, а тут баба подвернулась и смотрит она на него глазами настрадавшегося человека и жаждущего любви. Мелины веки тяжелой складкой лежали на больших глазных яблоках и свисали в уголках. Почти не моргая, она смотрела на Колю и подкладывала ему то хлебушек, то огурчик.
Коле это нравилось. Он смущался, но счастливо светился изнутри. В отличии от Мели лучистые Колины глаза были похожи на глаза ребенка. Из всего спектра голубого они были васильковые и вызывали у Мели смятение. То ей хотелось страсти, которую она никогда доселе не испытывала, то вызывали в ней материнский инстинкт, который спал за ненадобностью. Меля обрела свое бабское счастье: и мужчину, и объект для материнской заботы.
После фразы про сахарный сироп, Колька посмотрел на меня наивными глазами и тихо сказал: «Девушка, мы не кормили пчел сахаром. У нас даже, чтобы себе сахар купить денег нет».
Его бесхитростный ответ, словно кипяток, ошпарил меня и заставил стыдливо убрать карандаш.
Всю дорогу в моей голове крутилась фраза: «У них не было денег даже на сахар…»
7. Няня для собаки
Фаечка приехала в Москву из далекого села. Печать «дерёвня» на наших лбах четко просматривалась. У городских она вызывает раздражение, у деревенских – повод считать человека своим. Вот так, в районе метро Площадь Ильича мы с ней и познакомились.
Я тогда занималась с немецкой девочкой Моникой, Фая была няней Павлика.
Фанию хотелось называть только уменьшительно-ласкательно. Она была маленького роста. Чтобы никто над ней не смеялся, сама называла себя «полторашкой».