— Сосед, а не пора ли вам с Дарьюшкой
детишек завести? Очередь-то ваша вроде…
Дед Федор еще крепче прижал к себе
жену и кивнул. Та благодарно погладила его по морщинистой руке. Ее
ослепшие глаза наполнились слезами. Одинокие старухи завистливо
ворчали что-то невразумительное, не смея спорить в открытую.
— Значит, решено, — дед Хилой рубанул
воздух ладонью, — как снег ляжет, пойдете за Марреву гать. Новую
Снегурку будить надо.
— Господи, — прошептала слепая Дарья.
— Господи, счастье-то какое!
— А где печенье?! Люсенька, ты взяла
печенье? Я специально с вечера целый кулек на столе оставила!
Несмотря на пристегнутый ремень безопасности, Ираида Павловна
повернулась в кресле едва ли не на сто восемьдесят градусов.
Женщиной она была не крупной, в свой без двух лет юбилейный
полтинник сохранившей практически девичью фигурку, поэтому трюк
этот дался ей без особого труда. Люся, глядя на метания матери,
страдальчески закатила густо подведенные фиолетовыми тенями глаза,
и уставшим механическим тоном ответила:
— Да, мама. Я взяла это долбаное печенье, — и в доказательство
демонстративно потрясла перед остреньким носом Ираиды Павловны
кульком, набитым коричневыми лепешками «овсянок».
— Мама, а Люся ругается! — хихикнув в кулачок, поспешил заложить
сестру шестилетний Коленька.
— Не выражайся при ребенке, — не отрываясь от дороги, одернул
дочь Михаил Матвеевич. Ночью по всей области прошел сильнейший
ливень, и глава семейства вел машину предельно аккуратно.
— А конфеты?! Конфеты-то где?! — заполошно причитала Ираида
Павловна.
— Не мельтеши, мать. В бардачке твои конфеты. Я их туда еще
утром положил, знал, что ты забудешь.
Михаил Матвеевич даже в этом бедламе умудрялся оставаться
невозмутимым, спокойным и собранным. Обхватив широкими грубыми
ладонями руль, плотно обмотанный синей изолентой, он уверенно вел
старенькую «Волгу» по разбитой, точно после бомбежки, загородной
дороге. С виду машина была ведро-ведром, но хозяина своего,
водителя-механика с тридцатилетним стажем, слушалась
беспрекословно. Зеленый рыдван гладенько вписывался даже в самый
малый зазор, образовывающийся в плотном потоке автомобилей таких
же, как семейство Лехтинен, «умников», решивших «выехать пораньше,
пока на трассе никого нет».
На этом семейном празднике жизни Юрка Кашин чувствовал себя
пятым лишним. Поездка длилась всего каких-то двадцать минут, а он
уже готов выпрыгнуть на полном ходу на встречную полосу, только бы
не слышать противного визгливого голоса мамы-Лехтинен и
придурковатого смеха мелкого Кольки. С того самого момента как,
поддавшись Люсиным уговорам, Юрка позволил затащить себя в пахнущий
хвойным дезодорантом и крепкими сигаретами салон, его не покидала
ощущение, что он кочует с бродячим цирком.