— Не спорь с матерью! — пресекая попытки дальнейших споров,
отрезал Михаил Матвеевич. — Ты тогда еще младше Коленьки была,
совсем ни шиша не помнишь. Нельзя не ездить… нельзя. А и не брать
их если, что тогда? Кого бабке оставлять будем? Тебя? Маму? Или,
может, Кольку ей сбросим? На кого Хугинн укажет, а?
Не решаясь спорить с отцом, Люся спрятала глаза. И все же,
стараясь оставить последнее слово за собой, раздраженно
бросила:
— И стоило тогда комедию ломать? Сразу бы его бабке отдали, так
уже бы сто раз назад вернуться успели.
— А вдруг бы в этот раз не взяла? — отрешенно пробормотал Михаил
Матвеевич. — Нельзя сразу… Не по-божески как-то.
— А держать детей в душной машине на такой жаре — это
по-божески? Меня, между прочим, на турбазе заждались уже
наверное!
— Да кому ты там нужна, шалава крашенная? — по-взрослому зло
съехидничал Коленька.
— Ах ты, ублюдок мелкий!
Люся удивленно округлила глаза и попыталась отвесить младшему
брату подзатыльник, но тот проворно перехватил руку, с неожиданной
силой отведя ее в сторону. Глядя прямо в глаза девушке в два раза
выше и больше его самого, он предостерегающе покачал головой, и
Люся, вывернув покрасневшее запястье из стальных пальцев маленького
мальчика, поспешно отошла в сторону. Коленька проводил ее тяжелым
взглядом, в котором еле видной искоркой мерцала победная ухмылка.
Он вперевалочку подбежал к матери, дернул ее за руку и противно
загундосил:
— Ма-а-ам, я пися-а-ать хо-чу-у-у!
— Пап, поехали уже… — согласилась Люся, потирая запястье.
— Да, Мишенька, правда, поехали домой, а?
Стоящий на краю могилы Михаил Матвеевич встрепенулся, услыхав
свое имя.
— И то верно. Старую проведали, можно и домой. Давайте-ка,
раньше начнем — раньше закончим… раньше дома будем.
Сбросив гипнотическое оцепенение, навеянное бездонной земляной
ямой, он подошел к багажнику «Волги» и вынул оттуда большую лопату
с широким лезвием. Следом на свет появились две лопаты поменьше —
для женщин. Последним из багажника был извлечен небольшой
металлический совок на длинной ручке. Маленький Коленька очень
любил чувствовать себя частью большого семейного дела.
Прямо дороженька: насыпи
узкие,
Столбики, рельсы, мосты.
А по бокам-то все косточки
русские…
Сколько их! Ванечка, знаешь ли
ты?
Н.А. Некрасов
К ночи, когда из всего освещения в купе работали только фонари в
изголовье, попутчица впервые отложила книгу.