— Вот. Тойвовна гостюшке передала, —
старик подвинул к Потапову чайную ложку и блюдце со сколотым краем.
— Тебе, значится. Почаевничаем. Это снегуркам горячего нельзя, а
нам…
— Вы сказали, что это… — чтобы не
смотреть на укрытый мешком таз, Потапов сел вполоборота, — …что это
меня спасло. Как?
На долгое время воцарилось молчание.
Пока на плите не забулькал чайник, старик сидел за столом,
демонстративно не глядя в сторону Сергея Ивановича и занимаясь
своим делом. В таинственном мешочке оказались измельченные травы,
ароматные настолько, что даже мерзкая вонь, сдавшись, расползлась
по углам и затаилась, выжидая время, чтобы вернуться. Только когда
чашки наполнились чаем, а в блюдцах растеклись кровавые лужицы,
украшенные крупными ягодами клубники, дед Хилой наконец
заговорил.
— Ты, кажись, сказки собирать
приехал? Ну так и слушай, старших не торопи!
Покорно склонив голову, Потапов
принялся прихлебывать обжигающий травяной отвар. Оледеневшее от
страха нутро, кажется, начало оттаивать.
— Лишке горячее пить — себя губить.
Она суть что? Упырь обнакновенный! Просто не кровушку горячую ест,
а токмо мертвечину холодную. Видал, как она дружка-то твоего
оприходовала? Ни единой капельки не пролила! Трупоеды от живой
крови дуреют шибко, потому как меры не знают. Нажрутся от пуза, а
потом болеют… Ну а когда она тебя душить стала, я ее вороной и
угостил. Лишке — чем гнилее, тем слаще! А ты как думал, я для себя
эту падаль готовлю? Мы Лишку по очереди подкармливаем, штоб,
значится, за нас не взялась…
Старик слизал с ложки огромную ягоду
и довольно причмокнул. Потапов, внутренне содрогаясь, вспомнил
широкую пасть и зубы… слишком тупые для того, чтобы рвать живое
мясо. Больше пригодные для дробления костей, в которых таится
сладкий мозг.
— Лишка — это Лихо? Лихо
одноглазое?
— Смышленый, — кивнул хозяин, счищая
с ложки излишки варенья о край блюдца.
— А… а Снегурочка?
Над столом вновь повисло молчание.
Дед Хилой задумчиво выхлебал кружку до дна и наполнил по новой.
Когда Потапов решил, что старик вновь обиделся, тот внезапно начал
рассказывать. Он говорил долго, путано, с какой-то неявной, но
плохо скрытой горечью.
— У нас за Марревой гатью испокон
лихи водились. Когда моя прабабка маленькой была, они в лесу еще
чаще встречались, чем теперь зайцы. Так она сказывала. А когда ее
прабабка девкой сопливой была, так и вовсе, мол, целыми семьями
жили, голов по двадцать. И людей тогда не губили. Их не тронь, и
они не тронут. Зверя — вдоволь, рыбы, птицы — на всех хватает!
Ягода, грибы, корешки разные — не то, что сейчас. Летом жирок
копили, а зимой спали, совсем как косолапые… но уж если просыпались
по зиме, всем худо приходилось. Наша Снегурочка уже восьмую зиму не
спит…