Пашка насупился, уставившись в пол.
Сошедшая краска вновь вернулась, начав коварно захватывать шею и
щеки.
- Ты своими истериками маму
перепугал, и тетю Риту Жулину тоже. Да и мне каждый раз ночью
вскакивать, мало радости. Ты еще долго собираешься себя как
маленький вести?
В этот раз отец действительно
спрашивал, ожидая ответа. Пашка, все еще пряча взгляд, помотал
головой.
- Вот и договорились! – отец протянул
сыну свою большую ладонь и Пашка, чувствуя, как уходит стыд, с
облегчением пожал ее. Родители не сердятся!
- А теперь марш в постель!
Кольцов-старший легко поднялся на
ноги и отряхнул штаны. Одобрительно посмотрел, как сын забирается
под одеяло. После чего погасил свет и вышел, прикрыв за собой
дверь. Однако, перед тем, как уйти, он поставил рядом с Пашкиной
кроватью старый фонарик.
***
Соблазн был велик, но Пашка
сдержался. Хотя, насколько легче стало бы, насколько спокойней,
ощути ладонью приятную тяжесть фонарика. Стоило лишь руку протянуть
– и вот он! Большой, с пластиковым красным корпусом, перемотанным у
основания синей изолентой. И ведь никто не скажет, что он ведет
себя, как маленький, никто не обзовет девчонкой. Но Пашка знал,
если взять фонарь сейчас, пока в щель под дверью проникает слабый
рассеянный свет из зала, пока слышен приглушенный гул работающего
телевизора, пока доносятся тихие голоса родителей, то из зеркала на
него еще долго будет смотреть нюня и тряпка.
Но еще большим стимулом было то, что
взяв фонарь, он обрекал себя на беспокойную ночь. Ведь только что
они с отцом вместе смотрели – под кроватью пусто! И Пашке казалось,
что как только его влажная ладонь сомкнется на прохладном
пластиковом корпусе, оно вновь шевельнется под кроватью.
Мальчик крепился, пока не замолчал телевизор. Он не взял фонарь,
когда в комнате родителей заскрипел диван – мама с папой
ложились спать. Сцепив холодеющие руки в замок, он терпел, даже
когда в родительской спальне стихли голоса. И лишь когда смягченный
стенами, перегородками и дверями, до него донесся раскатистый папин
храп, Пашка сдался. Дрожащей рукой схватил фонарь, судорожно
надавив на кнопку под которой, он не видел этого, но знал точно,
было выдавлено ВКЛ/ВЫКЛ.
И точно по команде, из-под кровати
донесся гнусный смешок. Пашка почувствовал, как леденеет сердце. От
самого копчика до макушки пролегла дорожка «мурашек». Даже волосы
зашевелились. Нечеловеческий смех это был. Похожие звуки издавали
гиены в передачах про животных, которые они любили смотреть вместе
с отцом. Будто подтверждая свое звериное происхождение, тварь
поскребла когтями по полу. Такой звук издает гвоздь, царапающий
деревянную поверхность – негромкий, но уверенный. Именно с таким
звуком на партах возникают «вечные» надписи, порой живущие в школах
еще много лет после того, как их автор ее закончит.