Я равнодушно смотрю на братьев, пока мою грудную клетку разрывает от желания побежать к ним и помочь, спрятать их. Полностью покрытые кровью, они страдают, не имея возможности защитить себя. Если бы не веревки на их руках и ногах, то каждый из них уложил бы как минимум двоих в таком состоянии. Но куда легче измываться над ними, когда у них нет возможности сопротивляться.
— Долго еще этот спектакль будет продолжаться?— холодно спрашиваю я.— Я не в настроении смотреть боевик.
Справа от меня слышится смешок, сопровождаемый шагами моего отца, которые я знаю наизусть. Они словно травма из моего детства. После них всегда больно.
Отец хватает меня за волосы и, запрокидывая голову назад, прижимает дуло пистолета ко лбу. На его морщинистом лице застывает свирепость. В серо-зеленых глазах мелькает гнев. Широкая улыбка походит на оскал.
— Не притворяйся, что тебе наплевать на них,—цедит он, дергая меня за волосы.— Ты предал меня, ублюдок. Я всегда чувствовал, что твоя преданность была напускной. Но откуда столько смелости, Демон? Неужели ты не боялся, что я могу наказать твоих братьев за твою ошибку?
— Мне нет до них дела,— равнодушно отвечаю я.— Эти выродки — твои дети. Хочешь наказать их — наказывай. Мое предательство не было связанно с ними. Я просто хотел получить твое место. Ты засиделся на кресле Префекта. Пора на покой.
— Сукин сын!— Он размахивается и бьет меня пистолетом по скуле. Я стискиваю зубы и опускаю голову. Смотря на братьев исподлобья, я замечаю, что их перестают бить. Все внимание переключается на меня. Камень напряжения, давящий на грудную клетку, исчезает.— Это я решаю, когда мне уходить на покой.
Отец прячет пистолет за пояс и, забирая дубинку у одного из охранников, начинает беспорядочно наносить удары по моей спине. Это будет продолжаться до тех пор, пока он не выдохнется. Поэтому мне не остается ничего, как терпеть.
За последние восемнадцать лет мое тело привыкло к боли и побоям. Я мог продержаться некоторое время, не издавая стонов и справляясь с пытками. Это раздражало отца, поэтому он не сдерживал сил, когда бил меня. А я был слишком горд и принципиален, чтобы сразу сдаться. Моя выносливость и упрямство не всегда играли мне на руку. Но, по крайне мере, они сохраняли мое самолюбие.
Я ловлю на себе взгляд серых глаз Рагнара. Он умоляюще смотрит на меня, прося сдаться. Ему не хочется, чтобы я все это терпел. Но мы оба понимаем, что моей смерти уже не избежать. Если умирать, то достойно. Я не буду просить пощады у отца. Ему доставит удовольствие моя мольба, и в конечном счете он все равно лишит меня жизни.