Мария отдыхает в Египте.
Мария захлопывает окно,
Запирает номер, всходит на лайнер
Идущий в Иерусалим.
Марии едва восемнадцать,
Мужики слетаются мухами на говно.
Мария никому не отказывается.
Хочет? Да хрен бы с ним.
Она ничего не чувствует,
Изображает страсть.
Ей нравится обстановка —
Роскошь, сладости, алкоголь.
Мария играет развратницу,
Мария любит играть.
Лайнер плывет, волны плещутся за кормой.
С небес на Марию смотрит тезка,
Молится, хочет ее спасти.
Обнять, защитить от жадных взглядов
И потных лап.
Дать той любви, которую ищет Мария —
В разврате и похоти.
Дать дар покаяния, дар молитвы
И жизни дар.
***
Малыш, замечают соседки, совсем не похож на мать.
У него что-то не то с зубами, и вообще, как бы это сказать,
Как бы сформулировать, чтоб не обидеть нечаянно…
Но.
Вы его видели?
Ах, бедная его мама, ну, иногда такое случается.
Никто, оправдывают ее, в этом не виноват.
Вы посмотрите вокруг – пришли последние времена.
Небо затянуто пеплом, холодно, постоянно трясет.
Странный малыш, конечно, пух еще этот, глаза круглые,
Нос костяной. Ну, пусть растет.
Мама-ящер ложится рядом, дышит на малыша.
Эй, маленький, ты не похож на меня и отца.
Ты появился на границе между жизнью и забытьем.
Все рушится, маленький, а мы размножаемся, дети растут.
Мы скоро вымрем, ничего не останется после нас.
Малыш жмется к ней. На маму смотрит немигающий желтый глаз.
Крылья малыша крепнут, кровь не остывает ночами.
И холодное небо зовет:
Прыгай в меня, прыгай, птица.
Давай полетаем.
***
Как всегда в апреле, все взорвалось зеленым.
Непрозрачными стали в сквере круглые клены.
Осыпалась снегом буйная алыча.
Старуха Маркова ждет врача.
Но длинные выходные – не едет Скорая.
У Марковой сердце бьется скоро так.
Она сосет валидол и ждет молодого брюнета —
Как покойный дед. Но врача почему-то нету.
И сирены не слыхать за окном.
Легкий тюль вздымается ветерком,