Маги по сей день недоумевают, чем змееглаз привлекает рептилий.
Возле него змеи вымахивают до десяти метров. На вторжение в гнездо
реагируют соответствующе. Угрожающим шипением не ограничиваются —
сразу бросаются на нарушителя спокойствия.
Вспомню свернувшуюся кольцами вокруг цветка змею — оторопь
берет. Здоровенная гадина. И быстрая, несмотря на комплекцию и
время года. Поздней осенью холоднокровные впадают в спячку. На то я
и рассчитывал, отправляясь в пещеры за змееглазом.
Не тут-то было. То ли удав неправильный попался, то ли сведения
бестиологов устарели. Стартовал он распрямляющейся пружиной. А
сначала казался спокойным флегматичным соней.
Благо удав в гнезде один прохлаждался. Будь он с другом — не
идти нам с Акелой к Зеркальному озеру.
Рептилия угодила в ловушку, установленную мною у выхода из
пещеры. Как чувствовал, гладко операция по изъятию цветка не
пройдет. Едва змеюка выползла, на нее сверху повалились толстенные
бревна. Пришибло ее немножко, тут и мы подскочили. Я организовал
секир-башка, пока Акела ей в шею вцеплялся.
Полосатая шкура и голова, высушенные на солнце, покоились в
мешке вместе с кусками вяленого змеиного мяса и плодами хлебного
дерева. За шкуру на рынке Гарида перекупщики дают десять золотых.
Портным и башмачникам из столицы они, ясное дело, загонят материал
втридорога.
Итого мне причитается сто шестьдесят золотых империалов. Из них
шестнадцать — Гварду, за беспокойство. В Гарид товар повезет — он
ведь заказ принимал — и кожу продаст по выгодной цене. Я в империю
ездить лишний раз не хочу во избежание проблем: нажил там врага
полгода назад. За оставшиеся сто сорок четыре империала в столице
отдадут в хорошие руки породистого боевого коня вместе с
качественной сбруей.
Голова останется мне для коллекции. Повешу над входом в мою
берлогу на озере. Типа охотничий трофей, признак мужского
авторитета. За нее тоже неплохо платят торговцы. Знатные особы
империи питают страсть к диковинам и не преминут купить голову
монстра, дабы похвастаться храбростью перед соседями и заезжими
дамами.
— Доволен, да? — Акела, даром что волк, чуть не приплясывал от
счастья возле меня. — Иди путь проверяй, скотобаза белобрысая.
Акела белой молнией шмыгнул в кусты.
Ему семь месяцев всего, а размером с теленка уже. Белые волки
вообще крупнее серых собратьев и водятся в северных широтах. Из
четверых щенков, найденных в конце лета, Акела самый большой, умный
и самостоятельный. Остальных трех воспитывает моя сестренка
Лилька.