Увиденное напугало меня настолько, что я предпочла плотно зажмурить веки, даже не пытаясь думать, а просто мысленно вереща: «Мамочка! Мамочка, забери меня отсюда!»!
Шорохи, которые я с каждой минутой слышала все более явственно, оказались вовсе и не шорохами. И оплывшая тетка у стола, которую я сперва приняла за бредовое видение, никуда пропадать не торопилась.
Немного повернув голову на тощей комкастой подушке, я сквозь ресницы наблюдала за ней. Сперва она долго и тщательно толкла что-то в довольно высоком каменном стакане, потом высыпала черно-серую жутковатую массу на лоскут ткани и замотала его так, чтобы вся масса образовала нечто вроде шарика размером с чупа-чупс. Затем тетка заговорила с кем-то, кого я не видела:
-- Ось туточки оставлю. Как малая проснется, ты сам малость пожуй, чтоб мяхшее было, а тады и ей отдай. Маково семя от зубов лучшее всего помогает. Ну, картохи я вам сварила, печку затопила. Козу и сам подоишь, чай не маленький. А у меня еще своих забот – делать не переделать.
-- Благодарствую, тетка Лута, – второй голос, как мне показалось, принадлежал ребенку. – А ежли Элька опять начнет стонать? Делать-то чего тадысь?
Тетка на минуту задержалась у стола, тяжело вздохнул и недовольно буркнула:
-- А я откуль знаю?! Сильно метаться будет, ну, сбегай до старой Рантихи. Мабуть, она чего подскажет.
Женщина грузно прошлась по комнате, так что половицы отозвались жалобным скрипом. Скрежетнула несмазанными петлями дверь и захлопнулась. Где-то в отдалении истошно заголосил петух, и ему откликнулись еще более далекие голоса собратьев. А затем я услышала тихий детский плач, горький и какой-то совсем уж безнадежный.
Все это было настолько безумно, настолько не соответствовало ожидаемой мной больничной палате, что я боялась даже размышлять здраво, предчувствуя, куда меня приведут эти размышления. Глаза уже почти привыкли к легкому полумраку комнаты. И я с каким-то клиническим интересом изучала сейчас свои собственные руки: молодые, без единой морщинки, с длинными и крепкими пальцами. Ногти, к сожалению, были в жутком состоянии: под каждым из них четкая полоска грязи, да и заусенцев вокруг ногтевого ложа было достаточно. А еще на узких ладонях имелись довольно плотные мозоли и пара старых заживших порезов.
В общем-то, вывод напрашивался сам собой, но озвучить его даже мысленно я все еще не могла. Медленно опустила руки вдоль тела и тихонечко позвала: