На пять рублей даже мороженого не
купить. От досады хотелось швырнуть монету в окно, да жалко стало
потраченных усилий. Решительно не зная, что делать с находкой,
Герка поднес ее к лицу. Зажмурив один глаз, вторым посмотрел на мир
через просверленное отверстие. Мир, что характерно, не изменился,
остался таким же летним и солнечным, только сжался до размеров
игольного ушка. И, глядя на утопающий в буйной зелени двор, на
мамаш, лениво сидящих рядом с детской площадкой, на их чад,
копошащихся в песке и с визгом слетающих с пластиковых горок, Герка
внезапно понял, что хочет мороженого. Холодного, слегка подтаявшего
пломбира в хрустком вафельном стаканчике, с бумажной нашлепкой
сверху, которую можно будет облизать, прежде чем наклеить на
ближайшую урну. И непременно с деревянной ложкой-палочкой.
Почему-то с ней мороженое всегда казалось вкуснее.
Желание, несмотря на свою
внезапность, показалось Герке абсолютно логичным. Ведь это так
естественно – есть мороженое, когда на улице такое пекло! Оставив
«пятак» на подоконнике, Гера, наскоро сполоснув руки, кое-как
стряхнул пыль с одежды: Воронцов решил идти как есть, в обрезанных
по колено джинсах и застиранной белой футболке, безбожно заляпанной
краской. Знай он, что в следующий раз увидит родной дом еще очень
нескоро, наверняка бы оделся потеплее.
В последнюю минуту, уже отперев
замок, Герка вернулся, чтобы захватить находку с собой.
Расставаться с волшебным ощущением, подаренным кратким поиском
несуществующего клада, не хотелось. Это чувство родом из детства,
незамутненное, чистое, заставило Герку думать, что он все же нашел
свое сокровище: беспросветная тоска, после выпускного ставшая его
постоянной спутницей, впервые отступила, пусть всего лишь на
несколько минут. Желая продлить ощущение
таинственности, загадочности и какого-то легкого чуда, Герка
вытащил из ящика стола моток «суровой» нитки, и, отрезав небольшой
кусочек, продел в отверстие на монете. Прежний хозяин «пятачка»,
похоже, считал его талисманом, и Герка подумал, что ему тоже не
помешает немного удачи. Перед тем, как выйти из дома, он обвязал
веревку вокруг запястья.
На счастье.
***
За последние две недели почва на клумбах и газонах потрескалась,
как старушечьи пятки, стала желто-белой, точно древняя слоновая
кость. Жареная на солнце трава уже не так лоснилась зеленью, не
тянулась ввысь, а обессилено стелилась по высохшей земле, пытаясь
спрятаться от губительных лучей. Наступающий грозовой фронт должен
был смыть с Сумеречей пыль, грязь и пот, очистить улицы и дороги,
разукрасить мир многочисленными лужами с радужными бензиновыми
разводами. Остудить это невозможное пекло. Дать, наконец, передышку
заточенным в бетонной духовке людям. Но пока что небесная канонада
грохотала где-то далеко. Слишком далеко.