— Сюда, не торопись, —
Хорват осторожно придерживал под локоть, чтобы лишний раз
не касаться спины и плеча, к которому медленно,
но верно подползала опухоль. — Ничего страшного —
в тебя просто отложили Чужого. Все болотники через это
проходят еще в детстве. Меня тоже как-то раз куснули.
Лекарство есть, лекарство проверенное. Главное — добраться
до хижины знахаря. А он, эх-х-х — смотри под ноги,
засел в самой гуще болот. Но ничего, дорогу знаю —
не пропадем.
Не знаю, сколько шли —
может, двадцать минут, может два часа. Не знаю, где шли —
может, по лесу, может, по высокой траве — ближе
к концу все слилось в сплошной хромакей с рябью
«артефактов», как от похеренной видюхи. Мышцы сводило, ноги
столбенели, и товарищу все чаще приходилось тащить меня
на горбу, пока вдали не показалось коричневое пятно.
В хижине горела лампадка, вдоль
стен висели сушеные коренья и пучки — по крайней
мере, такую картину рисовало смазанное восприятие, переходя
из вполне четкого и различимого изображения
в полотна Дали и Ван Гога. Похожий на индейского
шамана пожилой эльф сидел на корточках (пятки поднял —
район потерял) возле булькающего котелка и растирал
в грубой каменной ступке пасту с запахом чабреца
и ежевики.
Когда разбойник вышиб плечом дверь,
старик и бровью не повел, но стоило нам
приблизиться, и прозвучал скрипучий низкий голос:
— Добудьте десять корней
пуплюка, странники.
— У нас тут укус
москита, — проворчал товарищ, укладывая ношу
на самодельный матрас животом вниз.
— Эта беда мне знакома,
странники, — под скрежет пестика прозвучало в ответ.
— Добудьте пять лепестков...
— Дед, запарил! Некогда нам
добывать! Деньгами возьмешь?
— Десять серебра.
— И кто, блин, из нас
разбойник? На, не урони.
С меня сняли плащ и стянули
тунику. Хорошо хоть разрезать не стали — и так все
деньги на одежду уходят. Хотя, насчет разрезания немного
погорячился — лежа щекой на подушке, отчетливо видел, как
знахарь положил в костер кинжал с коротким лезвием
и длинной рукояткой. Но дрянь под лопаткой росла
не по дням и даже не по часам,
а по чертовым минутам, уже шевелилась, дергала хвостиком
и предпринимала робкие попытки вылупиться. И если бы
предложили вырубить личинку каленым топором, согласился бы,
не раздумывая.
Пока нож «дезинфицировался», шаман
взялся за целебное зелье и тихонько запел, постукивая
пестиком: