Избранное. Том 2. Художественные очерки и заметки - страница 12

Шрифт
Интервал


Офицер-мальчонка Федя Сухов всю войну был убежден в собственной неуязвимости только потому, что он пишет стихи. И эта вера наверняка помогла ему выжить на Курской дуге, в белорусских болотах, жестоких заграничных походах, постоянно находясь на танкоопасном направлении, что конечно же граничило с чудом. Гораздо позже, уже прощаясь с Волгоградом, он усомнится в этой святой вере и оплачет ее:

  Только я без стона и без крика
  Сгину в полыхающем огне:
  Я давно убит на той великой,
  На своей единственной войне.

А тогда, после войны, молодцеватый офицер-фронтовик, не успев вдоволь нагоститься в кержацкой глуши, поехал в Москву учиться на поэта. И простодушно опоздал, как опаздывал всю жизнь, разобраться толком с важными и насущными делами: прием в Литинститут был уже закончен, курс набран. Но хмель войны и Победы еще не выветрился из головы, и он сумел пробиться к самому Фадееву. Седовласый красавец генсек от литературы выслушал суховские стихи и написал ему две записки: одну в бухгалтерию Литфонда, другую институтскому ректору. Так Федор Сухов стал студентом. А двести литфондовских рублей на радостях благополучно пропил с Костей Ваншенкиным и другими фронтовиками. Легендарные времена!

В Сталинград Сухов попал не по щучьему или партийному велению, а по собственному хотению. Как обладатель красного диплома он имел право на выбор любого полюбившегося ему города на территории необъятного Союза. И выбрал наш город. Потому что город боевой, потому что здесь одна за другой шли грандиозные стройки, потому что, наконец, он стоял на Волге, которую Сухов первым назвал голубой улицей России. А в сопроводиловке ему написали: «На укрепление Сталинградской писательской организации».

Каким образом мог укрепить Федор Сухов писательские ряды, одному богу известно. Во всяком случае, стихов и поэм о Волго-Доне и Гидрострое, чем козыряли тогда практически все советские поэты, он не сочинил, он просто долгие годы негласно был поэтической совестью Волгограда, неподкупной, далекой от официальных воззрений и вероучений, а посему не сообразовывался с социалистической действительностью города-героя.

Его книги чисто лирических стихов, изданные в 50— 60-е годы («Поспевают ягоды», «Голубая улица», «Моя жар-птица», «Малиновый звон», «Лепестки»), имели устойчивый успех у читателя и несравненный у молодых поэтов. Для нас было истинным открытием, что любить Родину можно не за ее великие свершения на благо всего прогрессивного человечества, ныне оказавшиеся весьма сомнительными, а любят Родину за ее дожди и ведра, снег и траву, слезы матери и счастливый смех любимой, за горестное счастье когда-нибудь упокоиться на ней. Многие глазами Федора Сухова впервые увидели ее первозданную красоту и за это нарекли его уважительным именем Мастер.