- Нет его здесь. В сарае, должно быть. Постойте, я схожу…
Секундочку!
Киржач сбросил на крыльцо черную спортивную сумку, висевшую на
плече, и направился в обход избы на задний двор, не обратив
внимания на то, как побледнел пришедший с ним человек, и как рука
его нырнула за пазуху, во внутренний карман пуховой куртки с
круглой нашивкой «Canada Goose».
- Я быстро! – крикнул доктор.
Дощатый сарай позади дома стоял с распахнутой дверью. Утоптанный
перед входом снег алел свежими пятнами крови. Прежде, чем подойти
ближе, доктор прислушался.
Из сарая доносилось жадное чавканье, всхлипы, тихий смех.
- Люба, ты здесь? – позвал доктор. Правую руку он сунул в
карман. - Выходи! Я тебе гостя привез!
- Зачем?
На порог сарая вышел одетый в тельняшку и камуфляж невысокий
мужик с лицом деда Мороза – добрым и румяным, с глазами светлыми,
как весенние льдинки.
Обтерев ладони ветошью, он кивнул доктору, и мужчины пожали друг
другу руки.
- Ну, как твои подопечные? – поинтересовался Киржач.
- Ничего. Покушали, - сказал Голубев, улыбаясь и часто
помаргивая белесыми ресницами. - Кушают хорошо.
- Заметил, - коротко бросил доктор, разглядывая брызги крови
вокруг сарая. Любим Голубев стеснительно улыбнулся.
- Анализы надо взять, - сказал Киржач.
- Опять?! Зачем?
- Надо, Любим. Ничего не поделаешь. Наука требует. Генрих
Францевич, идите сюда! – позвал доктор. Из-за угла избы показался
Генрих Францевич. Вытянутая лысая голова его торчала из белого
пуховика марки «Канадский гусь» как березовый чурбачок в прогалине
сугроба.
- Смелее, Генрих Францевич!
- Я ничего не боюсь, Игорь Ефремович, не выдумывайте, - прошипел
гость, направляясь к сараю со своим рюкзачком. Правую руку он
продолжал держать близко к пазухе.
- Я ж только что покормил, - растерянно сказал Любим. – Вот
только-только…
- Вот и хорошо. Смирнее будут, - успокоил доктор. – Все в
порядке, Любим, не напрягайся! Солдат ребенка не обидит. Клетку
закрыл?
- Да.
Улыбаясь, доктор хлопнул Любима по плечу и вместе с Генрихом
Францевичем вошел в сарай.
Спустя пару минут из сарая раздался визг, полетели вопли, крики
и жалобное верещание. Любим скрипнул зубами, зажмурил глаза, зажал
уши ладонями. Крепкие мускулистые пальцы, сами собой стиснувшись в
кулаки, побелели.
- Держи, черт, крепче! Голову держи!
- Ах, ты сука…