– Ну? – мрачно спросил он.
– А там карьер был песчаный. Заброшенный, разумеется. Туда
и отвозили их. И пропащую мы там нашли.
– И много?
– А это как считать. Много, мало… По Твоим меркам,
Создатель, может, и вовсе кроха малая будет.
– Догадался, значит, – спокойно, словно констатируя
факт, произнес он.
– А чего уж, не дурак вроде. Или дурак, да не
настолько.
– Так сколько их было? – переспросил он.
– Так Ты ж у нас всеведущий? Вот и узнай! – не
удержался я.
– Говори!!! Ну!!! – Голос неожиданно сорвался в
старческий фальцет. И столько боли было в нем, что я вдруг даже
пожалел его.
– Триста семьдесят пять душ там было похоронено до того,
как мы пришли. Триста семьдесят пять скрученных колючей проволокой
молодых женских тел. И каждую, заметь, каждую перед смертью, то
есть между изнасилованием и убийством, пытали. Пытали зверски.
Инквизиторов Торквемады стошнило бы от этого зрелища, словно
институток. Так вот. Пользуясь случаем, желаю спросить. А Ты-то сам
где был, когда их мучили? Где Тебя носило? Являлся небось в образе
благообразного старца новому пророку?
– А после?
– Что «после»? После трупов там оказалось ровно на десять
больше. Видишь ли, Ткач… Неразумные чада Твои, все, кто был замешан
в этой истории, во главе с наместником той далекой провинции
почему-то решили устроить пикник в этом заброшенном карьере и были
разорваны заживо голодными собаками. Там мясом пахло… Такая вот
геройская смерть. А? Что скажешь, господин-товарищ-барин
прокурор-адвокат-судья?
– Не мешай, – медленно проговорил голос.
– Задумался? Ну думай, думай.
Мы помолчали.
– Слышь, Творец? – Мне надоело молчать.
– Ну?
– А ты можешь разговаривать и думать одновременно? Вопросик
есть…
– Спрашивай! – милостиво разрешил он.
– А вот если бы я, к примеру, был мусульманином, Ты был бы
Аллахом?
– А я, по-твоему, кто?
– Что, неужто Аллах?
– Дурак ты! – обиделся Господь. – Бог, он что для
язычника, что для зороастрийца един. Только имена разные.
– Нет, подожди, – не сдавался я. – А выглядишь-то
Ты как? Ну, к примеру, мусульмане Тебя никак не изображают. Коран
запрещает. А вот христиане, например, или индуисты очень конкретны
в этом смысле.
– Да никак я не выгляжу! – рассердился он. –
Понаделали ликов… Одно утешение, иногда так изобразят, сам не
налюбуюсь.
– А вот насчет триединости как? – продолжал доставать
Его я. – Ну в смысле Отца, Сына там и Святого духа?