В самом начале этого фарса регистраторша, сияя неуместным умилением, назвала нашу когорту молодыми да зелеными. Батя буркнул, что «в Афган и без пушнины под носом отправляли», а тут, понимаете ли, какой-то сраный брак. И тем не менее, невзирая на военную выправку, неловкость на этой гребаной церемонии испытывали все – и я с Библиотекой, и свидетели, и, как я подозреваю, остальная часть группы.
Батя просил без самодеятельности – присутствует высший офицерский состав. Но дед невесты прибыл уже вмазанным и с баяном на груди. Поддавал короткими завываниями по ходу пьесы, а уж когда в ведомственные бумаги легли два росчерка – моя подпись и подпись Библиотеки, торжественный распил затмил липкий пафос регистраторши.
– Теперь вы – семья, и да будет ваш союз нерушим, как… – надрывалась та с застывшим оскалом на красном лице.
Военный оркестр счел нужным вмешаться и с пробивной мощью раньше положенного зарядил Преображенский марш.
Библиотека вздрогнула и скосила на меня взгляд. Ощутимо. Я зачем-то тоже на нее посмотрел. Одним глазом, не теряя выправки. Но все же.
Зал держался так же стойко. Со строгими, как на присяге, лицами.
Мельтешили в этой вымученной торжественности только фото- и видеографы.
На хрена еще эта память?
Стиснул зубы. Кулаки сжал.
А тут как раз хлынули «Амурские волны».
Гости расступились, и мне ничего не оставалось, кроме как пригласить Библиотеку на первый танец. Молча подал руку, она без промедления вложила свою, и я увлек ее к центру зала, чтобы закружить в таком же вынужденном, как и все на этой гребаной свадьбе, вальсе.
Одна ладонь на пояснице Библиотеки, во второй – ее кисть, ледяная и как будто безвольная. Я тоже не горел желанием смыкать пальцы, но приходилось проявлять твердость, иначе бы ее рука попросту выскользнула.
Раз-два-три, раз-два-три. Легкий наклон вперед. Разворот. Смена направления.
Все движения, как в строю – без души, тупо автоматизм и механика.
Библиотека держала спину прямо, голову – высоко, взглядом так же неохотно елозила по моему лицу. Я на нее вообще не смотрел. То есть делал вид, конечно. По факту – сквозь нее.
Подъем. Вниз. Вращение. Смена шага.
Иногда ловил ее чуть отрывистое дыхание на своем подбородке. Этого было не избежать. Оставалось только игнорировать.
Кто-то утирал слезы, кто-то улыбался, кто-то аплодировал – периферийно оценивал происходящее в зале. Тот самый дед, очевидно, подстроившись под оркестр, с важным видом разрывал баян.