Эти существа,
казавшиеся ангельски прекрасными в лучах софитов, демонстрирующие
на сцене непостижимую для человеческого существа грацию, не были
способны существовать самостоятельно, вся их жизнь – если этот
процесс физиологической жизнедеятельности можно было именовать
жизнью – за пределами сцены протекала в специальных стерильных
капсулах под надзором императорских врачей.
Но танцевали они
в самом деле волшебно. Так, что у зрителей захватывало дух и на
короткий миг они забывали обо всем остальном.
С похожим
чувством Гримберт наблюдал, как двигается тренирующийся
«Варахиил».
Имевший боевую
массу около восьмисот квинталов – сорок старых добрых имперских
тонн – один весил больше, чем вся балетная труппа вместе взятая
впридачу со сценой и прожекторами, но когда он двигался, об этом
невольно забывалось. Его угловатое тело приходило в движение
мгновенно, без раскачки, свойственной более тяжелым машинам, без
пыхтения гидравлических приводов и того сопения, что издает ходовая
часть, готовя корпус к резкому броску. Замерев в обманчивой
неподвижности, точно богомол, притаившийся на ветке в ожидании
добычи, «Варахиил» внезапно бросался вперед, немного сгибая свой
поджарый, почти не прикрытый броней, торс и, казалось, вот-вот
взмоет над землей. Совершая боевые развороты, он нагибался с таким
немыслимым креном, что Гримберт, наблюдавший за его маневрами,
всякий раз невольно морщился, живо воображая, какая нагрузка в этот
миг ложится на балансировочные узлы доспеха.
Судя по всему,
сир Ягеллон не был поклонником классических имперских стратагем из
числа тех, что вдалбливают в головы юным рыцарям с того момента,
как на их выскобленных бритвами затылках сойдет воспаление кожных
покровов после трансплантации нейро-портов. Упражняясь в маневре,
он не использовал ни «Бычий проход», ни «Двойное коромысло», ни
«Пляску сапожника», ни прочие известные Гримберту упражнения,
распространенные в Турине, зато, кажется, располагал богатейшим
арсеналом своих собственных, порой весьма
небезлюбопытных.
- Чертов
фанфарон, - пробормотал Гримберт, наблюдая за тем, как «Варахиил»,
точно тщась оправдать имя своего тезки-архангела, невесомо кружится
в танце, выделывая изощренные, не свойственные машине, пируэты, -
Стерх из Брока! Тебе впору именоваться курицей – с такими-то
танцами!..