Давясь смехом,
лазарит пытался сдвинуться с места, но не мог. В этом смехе
Гримберту чудился хруст вывернутой челюсти и хрип рвущихся в клочья
легких. Этот смех буквально разрывал его на части.
«Керржес»,
подумал он. Вот кто сейчас мечется от бессилия, тщетно пытаясь
заглушить свою неутолимую жажду болью, чужой или своей собственной.
«Кержесс» оказался в ловушке – и внутри доспеха и внутри
человеческого тела.
«Судья» успел
сделать еще два неспешных шага, прежде чем бронированный шлем
«Китиона» сдвинулся в сторону, сорванный со своих креплений
аварийными пиропатронами. В углублении его бронекапсулы, где обычно
располагался ложемент рыцаря, билось страшное окровавленное
существо, чей скрежет уже ничем не напоминал смех. Стиснутое со
всех сторон коконом амортизационных нитей, оно не могло выбраться
со своего места и судорожно металось из стороны в сторону, не
обращая внимания на треск собственной плоти.
Гримберт
поморщился. Не в силах высвободиться, чтобы нести боль, «Керржес»
пожирал сам себя. Человек в кабине бился в ужасных судорогах,
выламывая руки и ноги из суставов, кресло уже было залито его
кровью, на которую он не обращал внимания. Это выглядело страшной
пыткой, которую человеческое тело учиняет само себе, без судьи и
палача. Пыткой, которая длилась столь долго, что Гримберт испытал
соблазн поднять одну из трехдюймовок и разнести вдребезги кабину
«Китиона», превратившуюся в трон адских мучений для своего
обитателя.
- Нет, -
пробормотал он, отворачиваясь, - Пожалуй, снаряды мне еще
пригодятся.
Лазарит бился в
своих оковах еще несколько секунд. Сперва хрустнула, не выдержав
чудовищного напряжения гортань, отчего хрип превратился в едва
различимое бульканье, а подбородок оказался залит ярко-розовой
пенящейся кровью. Глаза вылезли из орбит, превратившись в мутные
окровавленные пузыри. Потом тело несчастного выгнулось так, будто
сквозь него прошел разряд во много тысяч вольт. Сквозь треск
рвущихся мышц был различим утробный хруст костей – человеческое
тело сдавало свой последний и бесполезный рубеж обороны, разрывая
себя на части немыслимым напряжением. Меньше чем в пять секунд все
было кончено. В кокпите «Китиона» остался истекать кровью
человекообразный сверток, выглядящий так, будто его расстреляли
разрывными пулями.