Прямо перед ним, метрах в ста впереди на небольшом взгорке
высился длинный частокол из высоких, метра под три, вкопанных в
землю и заостренных сверху бревен.. Дорога шла как раз к высокому
срубу в несколько этажей, в первом этаже которого угадывались
ворота. Надвратная башня — всплыло откуда-то название. А сам такой
тип укреплений называется острог. По углам вон тоже башенки стоят,
но какие-то вроде недостроенные. Да и сам острог явно новый.
Отесанные бревна еще не потемнели от времени и дождей, не были
обработаны смолой и радовали глаз ярким желтым цветом свежей
древесины.
Николая неспешным шагом обошел мужик с мешком.
— Эй! Эй, уважаемый! Подожди! — но тот даже ухом не повел на
обращение. Знай себе, прет вперед и все.
Николай еще раз оглянулся. Сзади подходил еще один мужик с
мешком на плече. Как две капли воды похожий на предыдущего.
Близнецы они, что ли? Метрах в десяти за ним шел еще один. Точно
такой же. Все как по одной мерке деланы — серые льняные рубахи без
ворота, перехваченные поясом в талии, коричневые шерстяные штаны,
грубые башмаки на ногах с холщовой обмоткой до колена, простенькие
серые картузы на голове. Лица — обычные. Черные как смоль волосы,
прямые носы , ярко-голубые глаза. Небольшие бородки. У Николая
такая же появится если не бриться пару недель. Хотя... Ладонь
заскользила по подбородку. Бороды нет. Усов тоже. Волосы короткие.
Странно. Вроде одежда на нем в точности, как на этих мужиках — один
в один такие же штаны, грубая рубаха и башмаки. А лицо, получается,
другое. И картуза почему-то нет. Это он что, с непокрытой головой
гуляет? Непонятно.
Со стороны острога навстречу потянулась мужики без мешков. Так,
а сколько народу там, в овине? Николай снова оглянулся. Вон, пару
десятков человек отсюда видно. От острога до поля недалеко, метров
двести-триста. Овин и вон та круглая поляна — токовище. Откуда он
знает что токовище — это место, где скирдуют свежесжатые снопы
пшеницы и ржи, а овин — это место, где на жердях просушивают свежее
жито, а просушенное обмолачивают, просеивают зерно от плевел и
соломы? Затем вон там, недалеко, подбрасывают зерно лопатой в
воздух, чтобы отделить от зерна мякину и ости. Затем зерно собирают
в мешки, а мякоть и ости сметают отдельно. Потом их смешают с
отрубями и полученную смесь можно будет запаривать на корм скотине.
А почему нельзя это делать в амбаре? Ну это как раз-таки понятно.
Во-первых, таскать сырое свежескошенное жито с поля тяжело, потому
лучше оборудовать токовище неподалеку. А во вторых, просушку и
прочие работы с открытым огнем лучше проводить подальше от деревни.
Пожары никому не нужны. Опять же, молотьба дает много мусора и
прочего мелкого отхода. Зачем это в деревню тащить? Вот солома — та
да, в хозяйстве пригодится. Потому ее вон и скирдуют рядом с
дорогой, чтобы потом вывезти куда надо. А это везде так? Откуда-то
появляется понимание — нет, не везде. Где как заведено — так и
делают. Здесь, в этом остроге, решили устроить вот так.