— Ты, Стасик, просто вонючая крыса. Это была твоя попытка жалкой мести мне, да? — снова удар, а потом ещё один, и ещё, как бы Баварский не пытался отползти. — Теперь, пидор, я заберу у тебя не двадцать процентов твоего говняного бизнеса. Я заберу себе все сто, а твою жену поставлю на проценты.
Я не могу закрыть глаза. Меня словно парализовало. Тело окаменело, дышать получается с трудом. Каждая моя клеточка будто пропиталась страхом.
Я просто вжимаюсь в стол, продолжая смотреть, как зверь из моего кошмара продолжает калечить человека.
Да, этот ублюдок пытался обидеть меня, даже не знаю, что бы он сотворил, если бы каким-то чудом сюда не решил прийти именно сейчас Игнат. Но всё же видеть, как из человека в полутора метрах от носков моих туфель делают кусок кровавого мяса, я не могу.
— А знаешь, почему процент будет выплачивать твоя жена, уёбище? — Игнат выпрямляется и прищуривается. На лице всё та же маска презрения и отвращения.
А потом и я, и Баварский понимаем ответ.
Игнат достаёт пистолет и направляет на скулящего на полу мужчину.
Меня будто током насквозь пробивает. Вдох застряёт в лёгких, в голове простреливает.
— Нет, Игнат! Пожалуйста! — бросаюсь к нему и хватаю за руку, в которой он держит пистолет.
Он резко выдёргивает руку, а меня перехватывает второй, сжимая, словно в тиски, и зажав ладонью оба моих запястья.
Он очень сильный. Я и не сомневалась. С его ростом и комплекцией. Но не ожидала, что по сравнению с ним я настолько слаба, что он без особого напряга обездвижил меня всего одной рукой.
— Сдурела? — рычит, сжимая ещё сильнее. — Вообще ума нет на пистолет бросаться?
Я чувствую, как запястья горят. Пальцы онемели. Он держит крепко, а я задыхаюсь от того, что моё тело так плотно прижато к его.
Холодный пот проступает на затылке, и я сжимаюсь от страха, от боли, от ужаса — не перед ним, нет. Перед тем, что он сейчас сделает.
— Игнат… — выдыхаю, захлёбываясь паникой. — Пожалуйста. Не надо. Не стреляй.
Он смотрит на меня. В глаза.
Я понимаю, что иду по грани сейчас.
И он — он тоже на грани. Тот самый момент, когда уже не человек, а зверь. Когда глух к словам. В нём сейчас только ярость, месть и жажда крови, которую он считает справедливой.
— Он… — шипит он мне в лицо, — прикоснулся к тебе.
Это не объяснение причин.
Это приговор.